опаской к этим насекомым, после того, как от укуса у меня рука покраснела от кисти до локтя, распухла, как колбаса, сильно жжет, болит и выглядит ужасно». Как видно, у Эллы была аллергия на пчелиные и осиные укусы.
Попутно о недолгих разлуках: откуда-то взялось мнение, что они никогда не расставались. Мол, поэтому так мало писем и телеграмм друг к другу. На самом деле, их разлуки могли продолжаться не один и не два дня, а гораздо больше. Например, когда Сергей Александрович находился в лагерях и жил там в бараках, жена оставалась во дворце на Невском или в Петергофе, как в 1885 году, когда она «страшно разленилась», оказавшись не под его присмотром, в окружении Минни и ее младших сыновей. «Конечно, я ужасно скучала по Сержу, но все равно с тобой и твоими детьми было так весело…»
А могла ли она жить при муже в бараках во время лагерей? При желании они могли себе это позволить. Ведь бывали случаи, когда жены и в военные походы отправлялись, не в силах расстаться со своими ненаглядными мужьями, как, например, жена генерала Тучкова Маргарита, основательница монастыря на Бородинском поле, где ее драгоценный супруг пал смертью храбрых. Но Элла и Серж мирились с недолгой разлукой, поскольку на субботу и воскресенье он приезжал домой. Так что справедливости ради надо отметить, что время от времени они расставались на несколько дней, а то и больше.
Да и писем друг другу с начала 90-х годов написано ими немало.
Тревоги по поводу противостояния в 1885 году Сербии и Болгарии к осени усилились. В случае вмешательства России разлука Эллы с мужем становилась неминуемой. «Надеюсь, во-первых, что восток скоро потухнет, а, во-вторых, дай только Бог, чтоб матушка Россия осталась в стороне и чтоб ее не тревожили – и так довольно хлопот!» – писал великий князь. От войны спасало то, что сербов на сей раз обижали не турки, а братья-славяне. И все же опасение сохранялось. Предвидя возможное отбытие к театру военных действий, Сергей, желая еще побыть с женой, выпросил себе продолжение отпуска до середины ноября, чтобы еще немного понежиться в Ильинском. Совесть все же мучила, и он усердно занялся сельскохозяйственными делами, из Орловского имения вызвал управляющего, стал просиживать с ним часами, вдаваясь в подробности. Усиленно становился настоящим помещиком.
Но гроза прошла на сей раз стороной, Александр III не допустил втягивания России в войну, не то, глядишь, снова пришлось бы воевать против лондонской бабушки. Костя восхищался братом Сашей: «Он прямо и смело идет своим путем, чуждый вечной боязни и опасений наших дипломатиков. И как это они до сих пор не поймут, что слово русского царя властно зажать рты всей Европе, и что она всегда преклонится перед ним?»
Так что счастливая и беззаботная жизнь продолжалась. Во время их второй петербургской зимы приезжал наведаться отец Эллы, снова неженатый. Его морганатический брак признали незаконным, и, судя по всему, сам он не особенно огорчался по сему поводу. «Великий герцог был удивительно милым человеком поразительной простоты
