их кругозор, заставила по-иному взглянуть на окружающую обыденность, вызвала безумный интерес к истории и т.д. и т.п. Олег не знал, смеяться ему или плакать, но, поразмыслив, пришёл к выводу, что иного ожидать и не стоило – народ наш, с радостью отринув социалистическую идеологию и уверенность в скором построении коммунизма, срочно искал новых идолов, ибо свято место пусто не бывает. А что уж там заполняет образовавшийся вакуум – не важно…
Итак, Востриковы. Намечавшийся четвёртым участник похода в итоге «остался за бортом» – не то что-то сломал, не то кого-то родил, но от перспективы покорить Тушкем он отказался. Так компания и отправилась на вылазку по Восточной Сибири в усечённом составе.
Сплав Ленка сотоварищи начинали именно отсюда – другого подходящего места попросту нет. Молчаливый охранник Тёмы (тот называл его Витьком) обнаружил ещё одно доказательство того, что они находятся на верном пути – гурий, сложенный из небольших булыжников, внутри которого оказалась тщательно запечатанная банка, а в банке – записка. Из неё следовало, что здесь начинают покорение Тушкема мужественные первопроходцы («Первопроходимцы чёртовы!») Алексеева и Востриковы. Помимо записки в банке лежала и полароидная фотография. Ленка на ней стоит рядом с Анной – рот до ушей, непокорные пряди волос вздыблены ветром, на груди – любимая подвеска, некогда привезённая тогда ещё её мужем не то из Турции, не то из Египта. Тёма утверждал, что эта потускневшая бляха имеет огромную историческую ценность, что он заплатил за неё бешеные деньги последнему потомку впавшего в бедность древнейшего и благороднейшего рода, что… Олег, знавший о патологической жадности зятя, в эту байку не верил: купил небось, обормот, безделушку за сущие гроши у такого же жулика, как и он сам, а теперь пускает пыль в глаза. Зато Ленке висюлька понравилась, и она носила её «и в праздники, и в будни»… Так вот, фотографировались подруги на фоне странной полосатой скалы, и именно эту скалу Алексеев теперь созерцал воочию.
Узрев записку и снимок, явно воспрянувший духом Тёма предложил срочно загрузиться в вертолёт и пролететь по ущелью, зависая в подозрительных местах, дабы внимательно осмотреть берега клятого Тушкема. Выслушав эту идею, вертолётчик посмотрел на Артишока, словно на умалишённого, только что пальцем у виска не покрутил. Витёк тоже бросил на своего босса взгляд, в котором одобрение явно не просматривалось (вообще-то парень этот чем дальше, тем больше нравился Олегу – сдержан, от работы не отлынивает, если за что-то взялся, то сделает, что называется, на «ять»).
И вот уже добрых полчаса Тёма и вертолётчик выясняли отношения, причём, если летун пускай и нечасто, но вкраплял в свои реплики печатные слова (типа что он не самоубийца), то представитель народившегося бизнеса ухитрялся обходиться исключительно непечатными. Наконец Тёма яростно сплюнул и ухватился за здоровенный радиотелефон, которым явно гордился. Мата стало поменьше (хотя термин «бабки» то и дело изящно сплетался с известной матерью), зато зазвучали какие-то фантастические
