Никон не позволяет, говорит, что молитва поможет. А отец Кирилл мучается от болей в суставах. Пальцы рук у него крутят. У нас здесь не санаторий, условия тяжелые, работать много приходится. А вы почему Моля в очках сидите, ведь не видно вам ничего, сумрачно уже в трапезной.
–Я не могу снять их отец Илларион. Тем более общаясь с вами. – девушка, обычно бойкая и смелая– совсем засмущалась. Монах ей в отцы годился и врать она ему не хотела. Не та была обстановка.
–Тебя что бьет твой приятель? Синяки прячешь? – монах грозно смотрел на перепуганную девушку.
–Нееет, я глаза свои прячу.
–А что у тебя не так с глазами? –Моля не знала куда деться от громкого звучного голоса отца Иллариона. И тут ей пришла спасительная мысль.
–Отец Илларион, пожалуйста, пустите меня к своим братьям, я могу им помочь, я руками могу лечить. Ну ведь хуже не станет, я даже прикасаться к ним не буду.
–Ты что, целительница? Молодая больно, не верится. Или ты врач?
–Ну, не совсем целительница, просто знаю несколько приемов, бабуля учила. И мне способности свои передала. Мне нужно людям помогать.
– Даже не знаю, давай с отца Никона начнем, он больше к экспериментам расположен и с людьми чаще общается. Только очки сними. Нельзя так разговаривать с людьми, это как камень за пазухой держать. Некрасиво.
–Ладно, была не была, может у вас иммунитет уже есть.
Отец Илларион интуитивно почувствовал, что с девушкой что-то не так. Но никак не мог сформулировать в голове, что именно в ней неправильно. Когда-то в мирской жизни он работал дознавателем в милиции, и старые привычки в нем иногда брали верх. Любил он людей незнакомых обсматривать, наблюдать за ними и делать выводы. Все конечно держал в себе и ни с кем не делился.
Моля сняла очки и посмотрела на монаха. Отец Илларион почувствовал, как в трапезной стало теплеть. От девушки шли волны, значение которых нельзя было перепутать ни с чем.
–Целительница говоришь, а взгляд у тебя бесовской, ведьма ты, вот кто, тьфу. Еще в божий дом пришла.
Девушка расстроилась, она опустила глаза и надела очки. «Почему люди всех под одну гребенку меряют, она же ничего плохого никому не сделала, помочь только хотела. Вот бабуля, наградила даром так наградила, не отмашешься. Не кому и дела нет, что в душе творится у человека, главное осудить и ярлык повесить. Все одинаковые и Киан также поступил.» – Моле стало обидно до слез. Она допивала чай, уставившись в кружку. Говорить больше не хотелось и оправдываться тоже.
Отец Илларион зашагал по комнате, то и дело погладывая на девушку, которая скромно сидела за столом, опустив плечи, точно на нее довил невидимый груз и уныло смотря в пол. Если бы можно было, она бы стала невидимой, лишь бы не мозолить глаза монаху. И тут отец Илларион понял, что тяжела ноша у девушки, что не легко ей жить, если даже он, отшельник, еженочно молящийся за души всех грешников, осудил ее при первом же рассмотрении. А какое право он имел ее судить?
–Пойдем Моля за мной,
