что я при смерти, а потому хочу точно знать, в чем меня обвиняют. Если Иса сможет добраться до кляуз, порочащих мое имя, пусть сделает с них копии. Я хочу с ними ознакомиться. Это – дело серьезное. Мы обе не в курсе того, сколько мне осталось жить, поэтому смело иди и проси. Он не посмеет тебе отказать. И помни, родная, тебе надо себя беречь. Пока ты еще не готова к встряскам, которые бывают у тех, кто заводит романы с женатыми мужчинами!
Таня поднялась, чтобы уйти, но Лина остановила ее. С трудом встав с постели, она достала из тумбочки бархатную коробочку и отдала ее дочери.
– Здесь изумительный, поистине царский гарнитур из золотистых топазов: серьги, подвеска на бархатной ленточке и кольцо. Мне его Женя подарил незадолго до своей гибели. Купил в столичной комиссионке. Я его не носила, мне кольцо велико. Хотела отдать мастеру, чтобы уменьшил, но не успела. Все это оденешь завтра со своим новым костюмом – ты должна быть неотразима. Держись с достоинством и не сутулься. Представь, что ты императрица Екатерина II. Поняла? Перед уходом обязательно разбуди меня, я хочу поглядеть, как ты будешь выглядеть.
Эвелина спала плохо. Она ощущала, что к ней возвращаются силы, но понимала, что в их основе лежат совсем не те чувства, которые еще совсем недавно были сутью ее личности: любовь к прекрасному, уважение к людям, вера в силу добра. Она четко осознавала, что прилив энергии, поднявшийся из глубины ее истерзанного существа, рождается из собственной агонии, а потому замешан на смертельной ненависти, нечеловеческой боли и неистребимой жажде мщения.
Утром, проводив дочь, Пазевская облегченно вздохнула. Теперь одиночество и тишина Лине стали необходимы – они помогали ей погружаться в глубины собственного «я». Она содрогалась при виде грозовых туч и черных молний, полыхающих на некогда светлых просторах ее изболевшейся души, а потому становилась все сумрачнее и сосредоточеннее. Еще раз, обдумав создавшуюся ситуацию, Эвелина одобрила свое решение послать Таню на прием к Урманову. Она предполагала, что у Исмаила, такого крупного, шумного и эмоционального мужчины, давно должна была быть набита оскомина от общения с маленькой, желчной, сухопарой и непомерно амбициозной Милей, а потому он просто не сможет не расчувствоваться при виде Тани – такой роскошной, золотоволосой, безутешно-печальной и молодой.
Пазевская все рассчитала правильно, и через два дня Исмаил Азизович посетил их лично. Он поблагодарил Эвелину Родионовну за то, что она настолько хорошо обучили его сына, что теперь ему доверяют в училище работу педагога по специальности, а потом, показав копию доноса, ходившего по рукам в высших инстанциях, попросил Пазевскую его прокомментировать.
Эвелина была мастером разговорного жанра. За пятнадцать минут она убедила Урманова, что кляузу написали завистники и неучи. Она объяснила, что альбом с репродукциями картин Пикассо легально завезен в страну доцентом Киевской консерватории Гаврилиной после гастролей по Франции, а потому не может быть признан контрабандой. Лина разъяснила Исе, что знакомство учащихся с разными аспектами творчества художника,
