исследователей, С.Л. Агаев уверен, что иранская революция завершилась упразднением монархии. Революционность последующих событий, которые как раз и соответствуют определению «исламская революция», так или иначе ставится ими под сомнение. Тем не менее Агаев допускает, что «институализация ее исламских идеологических и организационных форм могла бы определять главное содержание антиимпериалистического народного движения»[8].
В своей более популярной работе, вышедшей в 1987 г. в Политиздате и предназначенной для пропагандистско-разъяснительной деятельности: «Иран между прошлым и будущим. События. Люди. Идеи», – С.Л. Агаев преподнес идейно-политическую сторону Исламской революции и послереволюционной действительности Ирана в крайне негативном свете. В данной работе нельзя найти глубокого анализа идей, поскольку она написана целиком на материалах прессы и носит историко-политический характер. Заслуживает внимание предисловие автора, написанное в публицистическом духе и высокопарно озаглавленное «Идеалы и Идолы». Под первыми он понимает идеалы «научного коммунизма», так как они якобы «отражают материальный мир», и потому «их собственное развитие определяется развитием общественного бытия»; они «выражают интересы передовых сил»; «это подлинные идеалы, ибо за ними сама действительность». Под вторыми подразумевается идеология исламского режима в Иране. Эти идеи «отрываются от реального предмета и представляются как нечто самостоятельное, независимое»; «служат интересам отживших общественных сил»; представляют собой «образы желаемого, вынесенные за пределы существующей действительности», «канонизированные, закосневшие схемы»; «это даже и не идеи, а всего-навсего идолы». Автор предисловия заключает, что «бывают короткие периоды, когда идолам в силу ряда причин удается овладеть воображением масс», однако будущее только за «истинными идеалами» марксизма-ленинизма.
Другой советский историк-иранист А.Б. Резников, обладавший, пожалуй, наиболее оптимистичным и благожелательным видением иранской революции, был категорически не согласен с возражениями своих коллег против применения термина «исламская революция». Свой тезис он аргументирует следующими доводами: «Интегрирующей идеологией революции был ислам; политическое руководство ею осуществляло шиитское духовенство; лозунгом революции был “справедливый, исламский строй”; главной организационной ячейкой… была мечеть…»[9]. Им дана неоднозначная трактовка социальной роли и функции духовенства в произошедшей революции. Признавая реакционную сущность духовенства как класса, он заявляет о том, что именно духовенство сыграло роль «национально-интегрирующей силы», оно «было революционным в своей непримиримости по отношению к монархии и, что еще важнее, стало «боевым вождем» и «гегемоном» революции[10].
А.Б. Резников со свойственной ему проницательностью признает, что «в Иране имел место новый феномен, нечто такое, чего
Там же. С. 135.
