лишь для отвода глаз? Формальность, так сказать…
Лауд замолчал. Легкая усмешка пробежала по губам Гудмана. Удобно устроившись в своём кресле, он не спеша открыл дипломат и достал какие-то бумаги. Гудман посмотрел в глаза Лауду и, широко улыбнувшись, передал документы.
– Вы интересный человек, мистер Лауд.
Грэг изучил текст. Отложив его, он на мгновение задумался.
– У вас тут печать вице-губернатора. Ясно.
– Если вам всё ясно, то перейдем сразу к делу. Где Джонсон?
– Глубоко.
– Что?
– Он в карцере. Карцеры у нас глубоко под землей. Тюрьма расположена на древнем индейском поселении. Под землей – остатки системы тоннелей и пещер. Не знаю, чем краснокожие копали их и зачем, но в наши дни мы нашли им куда более полезное применение.
– Как увлекательно! Но покончим с историями. Я полагаю, мистеру Джонсону будет приятно размять ноги.
– С этим я соглашусь! Парню действительно не помешает свежий воздух.
Лауд достал из своего стола какой-то бланк. Расписался в нем и вручил Гудману.
– Отдайте его часовому в коридоре.
– Благодарю за сотрудничество.
Гудман взял бумаги и, вежливо кивнув Лауду, направился к выходу.
– Мистер Гудман!
Марк обернулся. Грэг продолжал сидеть в своём кресле. Меланхоличное и утомлённое лицо озарилось улыбкой.
– Мистер Гудман, вы же понимаете, что я всё равно выясню, что происходит?
– О да… Вы и должны во всем разобраться.
Выражение лица Марка стало хищным, взгляд отстранённым, а на губах блуждала загадочная ухмылка. Затем он словно опомнился, поправил шляпу и вышел.
Улыбка исчезла с лица Грэга. Он встал. Подошёл к окну и посмотрел на залитый золотом пейзаж. С мрачным видом он закрыл окно плотной занавеской и раздражённо произнес: «Проклятое пекло».
Марк ждал на улице, пока приведут Джонсона, стараясь скрыться от жары в тени сторожевой башни. Площадь тюремного дворика была разделена на две части. С внешней стороны двор защищала высокая решётка, с обеих сторон от неё торчали металлические шипы, острые и раскалённые солнцем. Это делало невозможным подойти к ней ближе, чем на пару шагов. С внутренней части находилась голая стена. Во двор вели две двери. Одна для заключённых из тюремного блока, другая – для посетителей из зала общей работы. Двор разделяла крепкая сетка посередине. Лишь в одном месте можно было подойти вплотную, не опасаясь порезаться или свернуть себе ногу.
Марк, не отрываясь, наблюдал за дверью на другой стороне. Минут через десять она со скрипом отворилась, и из неё показались лохмотья и цепи на худощавом парнишке, на вид не отгулявшем ещё и четверть века. Помятый, с синяками и ссадинами на руках и шее, он довольно возбужденно воспринял солнечный свет. Ослепнув с непривычки и выкрикнув нечто нечленораздельное, он заспешил обратно в уютный сумрак. Пришлось охранникам
