согревали холодную комнату небольшой придорожной гостиницы, где Алиса и Осип остановились, чтобы обсохнуть и отогреться. Алиса сидела, завернувшись в покрывало. Дорожный костюм сох на стуле, придвинутом к камину. Уже час она пыталась согреться, но удавалось это с большим трудом. Комната была нетопленая. Большой камин нагревал ее медленно, а покрывало с кровати было тонким. На ней была только нижняя сорочка и панталоны. Она разглядывала себя в зеркальце, висящем над тумбочкой возле кровати с витыми коваными спинками. Изначально, возникло ощущение, что чего-то не хватало. Она долго не могла понять – чего именно. Потом пришло осознание того, что ее близорукость прошла сама собой. Не было очков, а былой размытости предметов, как будто и вообще никогда не бывало. Она видела довольно четко. Вообще ее лицо, фигура, оставшись как будто прежними, приобрели некие стандарты того времени. Форма губ стала более округлой, глаза будто больше, а нос прямее и тоньше, пропала угловатость, движения стали плавными. Щеки приобрели здоровый румянец, исчезла заостренность скул – следствие хронического недосыпания, и, что самое главное, – тонкий хвостик на затылке сменился русой косой толщиной в руку. Она словно помолодела на добрый десяток лет. Она себе нравилась, определенно нравилась. Она вспоминала слова инструктора о том, что могут быть различные изменения во внешности, не кардинальные, но заметные. И теперь, то самое ощущение, когда не хочется самой себя пропало. Она была изящной, яркой и даже аппетитной. В дверь постучали.
– Войдите. – Алиса сначала сказала, а потом только подумала – она ведь не одета. Неприлично!
Дверь открылась, на пороге стоял Осип, в руках его был стакан горячего чая в металлическом подстаканнике. Алиса только теперь могла, как следует его разглядеть. Довольно высокий рост, прекрасно сложен, подтянут. Белая рубаха-косоворотка выгодно подчеркивала широкие плечи. Правильные черты лица, длинные вьющиеся темные волосы, карие глаза, – он был даже слишком красив для простолюдина. Немного странная прическа, – но она характерна для их времени. Непослушные кудряшки гладко зачесаны назад, и все равно выбиваются, упрямо падая на лоб, а он откидывает их назад движением головы. Алиса про себя подумала: хорошо еще, что не зализаны на прямой пробор, как у купеческого приказчика на картинке из книжки, которую она читала перед отправкой сюда. Взгляд прямой и честный – создавалось впечатление некоего простодушия вкупе с прирожденным внутренним благородством.
Осип растерялся, стакан в его руке дрогнул, и он отвернулся, стараясь не смотреть на нее.
– Ох, простите меня. Я стучал, я думал, вы одеты…вот тут вам чаю горячего…
Его растерянность и неловкость были до того трогательны и необычны, что Алиса едва не прыснула от смеха, но понимая, что должна была разыграть стыд и смущение, округлила глаза и натянула покрывало по самую шею:
– Ой! Это вы!
– Простите, простите меня. – Смущаясь и не глядя в ее сторону, Осип поставил стакан на тумбочку:
–Пейте чай, согревайтесь. Как только высохнет одежда – поедем.
– Утром?
