зеркальце. И потом – раз – и в памяти моей тянутся лишь бесконечной вереницей совершенно одинаковые дни, одинаковые лица, одинаковые дела. Мы даже на воскресную службу не ходим, в чем меня укоряет раз в месяц проезжающий через этот перекресток отец Йован.
– Миланка, жупан Белянский дал эту землю под таверну моему пра-пра-пра-прадеду Йосипу с одним условием – таверна ни должна никогда закрываться. Пока действует это условие, мы не платим податей жупану, и земля наша. А место тут, сама понимаешь, видное. В Дурдиче немало дельцов разевают роток на нашу таверну. А поскольку не дал нам с тобой Господь ни деток, ни помощников, не можем мы вместе куда-то ехать. Кто ж тогда будет смотреть за таверной? А одну тебя куда-то отпустить я и подавно не могу. Кругом же то бошняки-магометане, то албанцы, то наши местные разбойнички промышляют. Похитят тебя да османам продадут. Тебе хоть и до сорока недалеко, но баба ты видная, и стряпаешь получше трактирных поваров в Дурдиче, так что цену за тебя хорошую дадут.
– Всё-то ладно сказываешь, Черман, а только не верю я, что Дурдич есть.
– А где ж я был только что?! – рявкнул Натко, поскольку начал злиться на совершенно непонятное ему упрямство жены, возомнившей себе какую-то околесицу в его отсутствие.
– Не знаю я, – всхлипнула Миланка.
– Так, жена, хватит сопли пускать! – приказным тоном сказал Натко, перехватив инициативу в этой порядком надоевшей и напугавшей его беседе. – Что у тебя там всадники едят, раз котел пустой?
– Окрошку едят. Жарко сегодня, вот и сделала им на квасу.
– Ааа, – протянул Натко, удовлетворенный ответом жены, – ну хорошо. А то я уж думал, ты со своими размышлениями заставила их воздух из мисок черпать.
На какое-то время странный разговор прервался. Натко пошел проверять нехитрое хозяйство. Обойдя таверну кругом, он пересчитал лошадей, стоявших у входа. Они по-прежнему страдали хромотой, и их по-прежнему было две.
– Гав, – тихо, с чувством собственного достоинства, произнес не менее хромой, чем лошади, старый Савка.
Он вылез из запрятанной в кустах конуры и, припадая сразу на обе передние лапы, подошел к Натко и снова произнес:
– Гав.
– Привет, псина, – хмыкнул Натко, осторожно погладив дряхлого пса по голове.
– Гав.
– Вот тебе кость. Из Дурдича привез, – сказал Натко и выудил из широкого кармана шаровар большой мосол, завернутый в тряпку. На нем еще оставались сухожилия и немного мяса, а у древнего пса – достаточно зубов, чтобы счесть кость отличным лакомством. Савка вежливо ухватил черной пастью мосол и удалился в своё жилище под задумчивым взглядом Натко.
– Савка, – пробормотал Натко, припоминая, как звали его предыдущего пса.
Не припомнив, он повторил «Савка» несколько раз, и понял, что не может вспомнить его щенком. Раз в неделю, в среду, Натко брал лодку, ехал в Дурдич за припасами,
