сваренную руку, медичка удалилась. Сева, распечатав очередную пачку сигарет, направился к дубку.
– Стоять! – заорал Бубен. – Куда пошел?
– В смысле, Серега? Чего ты? – залепетал Заяц.
– Тыкни кобыле под хвост! Все, теперь живешь у тормозов.
– Почему? – Сева начал заикаться.
– Зафаршмачился, народный целитель, сам себя обос…
– Ты же сам сказал?!
– А если я тебе скажу в……, начнешь?
– Или уже начал? – ехидно подхватил Шер с соседней полки.
Заяц обмяк, сполз по стене на корточки и уставился в пол.
– Ладно, утром посмотрим на тебя. Может, заработаешь себе скачуху, – зевнул Бубен, переворачиваясь на другой бок.
Скачуха Севу не интересовала. Ночь перевалила за экватор, реакции на записку не наблюдалось. Поскольку доступ к баулу был закрыт, пришлось воспользоваться клочком туалетной бумаги, на котором под шум воды Заяц накропал: «Заберите меня из камеры! Спасите!»
– Будьте так любезны, позовите, пожалуйста, врача. Пусть, если возможно, принесет обезболивающее, – заныл он, вжавшись губами в дверной косяк.
– Ты что такой тревожный? – встрепенулся Бубен.
– Рука болит, – проскулил Сева.
– Не помогает больше народная медицина? – загоготал Шер.
Железная форточка отворилась, в ней снова возник женский профиль.
– Сделайте что-нибудь. – Сева высунул наружу голову дальше руки, скинув в коридор очередное послание.
– Не волнуйтесь, все утром, – шепнула врач и громко продолжила: – Кроме но-шпы, ничего больше нет.
– Давайте. – Сева сгреб таблетки.
Ровно в семь включили свет. Все мирно спали. Один лишь Заяц, одев под утро толстый шерстяной свитер с воротом под горло, куртку с капюшоном и сверху замотавшись шарфом, изо всех сил таращил глаза, борясь с одолевающей дремотой. В тишине из-за двери отчетливо доносилось шуршание, сопение вертухаев. Ждали представления, но оно не начиналось. Настало время поверки. Под лязг замка арестанты попрыгали со шконок, все еще пребывая в сонном забытьи. Вместо дежурного офицера в камеру ввалился «резерв» – тюремный спецназ в полной амуниции: маски, каски, щиты, дубинки. Из-за щитов выглядывала знакомая рожа капитана.
– В камере четверо. Все нормально, – доложился Шер, накануне назначенный дежурным.
– Точно все в порядке? – оскалился капитан.
– В порядке – спасибо зарядке, – ошарашенный взгляд Алтына разрывался между ощетинившимися гоблинами и закутанным Зайцем.
Со Славой Шером и Зайцем вышла некрасивая, но очень живописная история. Заяц признавал в мошеннике неоспоримый авторитет, опору и защиту в непостоянстве тюремных будней. Но с появлением в хате блатных он решил поменять учителей, переметнувшись под бандитское крыло. Как-то раз, желая закончить пустой спор с Зайцем, Шер в сердцах назвал его петухом. На следующий день во время
