она твердо для себя решила, должны находиться в лучших условиях. Новенькая клеенка, принесенная из дома, украсила облезлый стол. Старенькая вазочка под цветы, которая здесь казалась совсем не старенькой, дополнила натюрморт. Новые шторы на окно, выпрошенные у сестры-хозяйки за коробку конфет, а также дополнительные одеяла (на улице не весна) и цветное белье придали уют и радовали глаз, что, по мнению Кати, способствовало быстрейшему улучшению состояния больных.
Она каждый день с удовольствием приходила на обходы (да-да, обходы, так как их было два, а по надобности, и три). Первый – утром до начала процедур, второй – после обеда, перед уходом врача домой. Так решила сама Екатерина, потому что считала это правильным. Ее пациенты считали так тоже, им было приятно чувствовать постоянную заботу о себе. Ее не пугали очереди для больных в физиотерапевтическое отделение на процедуры, очереди на нужные обследования или дополнительные консультации. Она даже не знала, как выглядят журналы записи больных на все эти манипуляции. Сначала вместе с Али («За качество лечения своих пациентов отвечаешь только ты, никому не доверяй свою работу», – однажды сказал он ей), потом уже сама, она приходила в нужные отделения и лично договаривалась с врачами о лечебных мероприятиях для своих больных. Екатерина всегда была твердо убеждена в том, что пациент не может ждать, и помощь должна быть оказана в полном объеме. И порой получалось так, что ее только что поступившие пациенты приглашались на процедуры раньше, чем больные из других палат, находившиеся в отделении более продолжительное время, а то и выписывались, не дождавшись, с указанием в рекомендациях пройти то-то и то-то по месту жительства. А в деревнях, где они жили, много ли было того или другого?
Вся ее стремительная деятельность вызывала и удивление, и некоторое негативное отношение к ней со стороны других врачей, на мнение которых она реагировала всегда одинаково:
– Вам никто не мешает делать так же, если вы захотите, – говорила она голосом, не терпящим возражений.
– Но у нас не хватает времени разгуливать по больнице и договариваться о каждом. Есть, в конце концов, запись, – недовольно разводили они руками.
– А если бы это был ваш родственник, для него тоже была бы запись? – невозмутимо продолжала она, обескураживая своими аргументами.
В коридоре ее частенько поджидали пациентки из других палат с просьбой, чтобы их перевели в 10. Здесь она ничего не могла сделать. Всегда помня о медицинской этике и не желая никого ущемлять еще и в этом, она вынуждена была только разводить руками, а сердце в это время разрывалось на части от жалости к ним.
Но каким-то чудесным образом после очередной выписки она встречала в своей палате самых настырных уже на втором обходе. Как выяснилось, проход был прорублен с помощью дежурных медсестер. Катя решила не обращать на это внимания. «Я не имею права указывать им и делать за это замечания. Пусть будет так, как они хотят», – думала она.
Жалобы на нее Игошину не приносили результата, так как сам Виктор
