время, мы предусмотрели и то, что ты отправишься в путь, разозлившись. Ведь нам было известно, что ты мчишься на мотоцикле, как ненормальный, когда на кого-то зол. Потом мы сделали этот поворот чуть более скользким, чем обычно, вдобавок и другие водители поджимали тебя на дороге, заставив мчаться чуть быстрее, чем это было разумно, учитывая обстоятельства. Все сработало как часы, согласен?
– Думаю, я предпочел бы смерть на более медленной скорости, если на то пошло, – ответил я, – мне не мешало бы кое с кем успеть попрощаться и привести свои дела в порядок. Не говоря уже о том, чтобы поработать над прощением, которое могло бы принести мне несколько баллов по возвращении сюда. Правда, мне таки удалось отметиться у моей жены, прежде чем я вернулся домой. Хотя она спала, я все равно понял, что она в отчаянии, совершенно разбита. И я был бессилен что-то сделать для нее. Не мог утешить ее. По-моему, это худшая часть всего процесса внезапной смерти.
– Да, я знаю. Возможно, ты пока еще не можешь вспомнить всего, но это было частью соглашения, – мягко сказал Харли. – Ты и она согласились совершить это таким образом, чтобы она могла ощутить внезапную утрату. Она хотела испытать боль разлуки подобного рода. Опять же, вот почему «Харли-Дэвидсон» был идеальным средством для этой цели. В любом случае, все понемногу начнет для тебя проясняться, когда мы двинемся вперед по обозрению твоей жизни. Пока что ты отчасти продолжаешь мыслить как человек. Действительно, тебе понадобится немного времени на акклиматизацию, чтобы привыкнуть к тому, что ты снова вернулся сюда. Тогда ты сам начнешь вспоминать все эти соглашения, так что давай лучше перейдем к делу.
Харли провел меня в другую комнату, квадратную, но без каких-либо особых примет, если не считать очень большого белого экрана на одной стене. Все четыре стены были голубого цвета, при этом, хотя они и отгораживали пространство этой комнаты, все равно не очень походили на стены. Несмотря на то что они выглядели плотными и совершенно непрозрачными, нельзя было сказать, что они сделаны из чего-то твердого. Вполне возможно, они представляли собой не что иное, как спроецированный свет, – по крайней мере, к такому я пришел выводу. Впрочем, они вполне служили своей цели создать впечатление, что мы находимся в комнате, и это было главное. Позже мне сообщили, что этой комнатой всегда пользовались для обозрения жизни тех, кто возвращался домой, завершив свое человеческое путешествие.
В самом центре комнаты был стул, и еще ряд стульев – полукругом за ним и вокруг него. Харли жестом пригласил меня занять место на этом центральном стуле. Я чувствовал себя очень незащищенно и даже занервничал – уж слишком открытым оказалось такое мое положение. Мне вспомнился наш с Джозефом разговор о том, что будешь осужден и проклят Богом, если пойдешь к Свету. Мне даже подумалось, не было ли в его словах больше смысла, чем мне поначалу показалось. Едва ли меня можно было назвать зерцалом добродетели в человеческой жизни, и я уже было решил, что пришла и в самом деле пора платить
