С кашлем изо рта вылетает мушка, расправляет слюдяные крылышки. Нет, не мушка – стрекоза. Девушка-стрекоза! Как она пробралась в мой принт? Или в мои мозги, в моё сознание?
Крохотная Юдифь садится на обод рога, скрещивает ножки, подмигивает. Кивает – пей, мол, всё верно. И я пью. Делаю глубокий, богатырский глоток. Останавливаюсь, лишь когда воздух в груди заканчивается.
Странно, эля в роге убавилось едва на палец. Эрик подскакивает ко мне, заглядывает через плечо, кривится презрительно:
– Слабак! Давай хоть с двух глотков!
Я пью долго, размеренно. Вокруг более не смеются. Краем глаза замечаю, как один за другим валятся на пол братья-эйнхерии, будто не я, а они упились допьяна. Странно, но вторым глотком осилить рог тоже не удаётся, эля в нём уменьшилось разве что на ладонь.
– Хоть с третьего раза управься, – просит Эрик, из последних сил цепляясь за лавку. Крошечная Юдифь хохочет, болтая ножками.
Я снова припадаю к элю бессмертия. Спят богатырским сном пировавшие вместе со мной воины, прилегла у моих ног прекрасная Сиф, боги и конунги уронили головы на столешницу, и даже Один-отец храпит, развалившись на Хлидскьялве. А я пью, пью, пью, и не могу опустошить рог, словно конец его опущен в Мировой океан…
– Эй, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? Вы помните, кто вы, как ваше имя?
– Влад…
Не сразу, но мне удаётся сфокусировать взгляд на собеседнике. Мужчина в сине-сером халате. За его спиной – ещё двое, в полицейской форме. Сам я лежу на кушетке, укрытый таким же сине-серым одеялом, руки бессильно вытянуты вдоль тела. Не мои руки – иссохшие, покрытые пигментными пятнами руки старика.
– Что… случилось? Где я?
Старший по званию полицейский прокашлялся.
– Примите соболезнования, господин Влад. Ваше тело похитили «чёрные арендаторы». По какой-то причине они отказались от его использования, хранили здесь, в хосписе «Благословенная юдоль» под чужим именем. Мы вас обнаружили случайно: анонимное сообщение на адрес управления полиции.
– Повезло, что преступники тело не утилизировали! – вставил его напарник.
– Принудительная утилизация прошла бы по нашей базе, – возразил старший. – А хранить можно, не привлекая внимания. Должно быть, ждали, когда тело умрёт естественным образом…
– Сколько… – перебил я его.
– Сколько хранили? Согласно записям хосписа – девятнадцать лет. Не так уж и долго, но для хранения был задан эконом-режим, никакой профилактики.
– Износ около восьмидесяти процентов, – добавил врач. – Увы, это не восстановимо.
Я закрыл глаза. Прошептал:
– Вальхалла… я выиграл бессмертие…
– Нет, господин Влад, – врач покачал головой, – преступники не телепортировали ваше сознание. Всё это время вы были в коме. Но…
– Но ты, друг, не волнуйся! – не удержавшись, перебил его младший полицейский. – Бессмертие
