нему позднее»56. И приговор этот оказался суров. «Намек на то, что европейская цивилизация может еще ожидать от Франции важных услуг, не раз имел силу приводить невозмутимого Гоголя в некоторое раздражение. Отрицание Франции было у него так невозвратно и решительно, что при спорах по этому предмету он терял свою обычную осторожность и осмотрительность и ясно обнаруживал не совсем точное знание фактов и идей, которые затрогивал (так в тексте – А.О.)»57. С Францией как с возможным идеалом гармонии писатель тоже распрощался, поскольку, в отличие от многих современников, успел «…освободиться от суетных волнений своей эпохи и поставить себе опережающие ее задачи»58. Освободиться от «французского байронизма» Гоголю было необходимо еще и потому, что увлечение это всегда сталкивало мыслящих русских людей с властью не к пользе первых59. Революционный вихрь «…с берегов Сены… опустошал преимущественно у нас зачатки благих предначертаний», – отмечал Анненков60.
Англию Гоголь не посетил (возможно, сознательно?), хотя такое намерение у него было61. О стране он судил, прежде всего, по ее искусству и наукам, по интенсивности и насыщенности религиозной жизни, по людям, увиденным на дорогах и в городах Европы, по тем благам жизни («комфортам», по его выражению), которые Англия за высокую плату (высокая плата – высокое качество!) обеспечивала себе и миру, и, наконец, по стереотипам, сформировавшимся в сознании русского человека. Но в чем-то Гоголь, как внимательный и мудрый наблюдатель, отошел от этих стереотипов, сумев предугадать главные направления будущего развития Англии, а, значит, и всей Европы. Политика – это «…не абсолютное существо, являющееся мимо художеств, мимо наук, мимо людей, мимо жизни, мимо нравов, мимо отличий веков…», – пишет он Погодину, критикуя его увлечение произведениями немецкого ученого А. Герена62. Здесь Гоголь предвосхитил идею знаменитого английского философа Джона Рескина, полагавшего: нравственное состояние нации отражается в искусстве и это есть «политэкономия искусства»63. Вообще, надо сказать, что гоголевское видение «туманного Альбиона», в отличие от его оценки Германии и Франции, оказалось удивительно разнообразным и многомерным.
Представления Гоголя об Англии и англичанах складывались постепенно из разных кусочков этого трудного пазла (А.С. Хомяков недаром однажды заметил: «Основное жизненное начало народа, откуда все исходит, весьма часто не только не понимается другими народами, да нередко и им самим. Примером тому может служить Англия, и доселе не понимаемая… ни чужеземными, ни своими [курсив в тексте – А.О.] писателями. При одном формально-научном образовании и при одном логическом способе добывания идей… нет и возможности уловить душу народа, уразуметь начала, которыми он живет»64.) В сознании Гоголя одно вело за собой другое. Выше уже говорилось о том, что он отметил в «Невском проспекте» и «Петербургских
Там же. С. 53.
Там же. С. 174. Раздраженный отзыв Гоголя вызвало замечание Анненкова о том, что «..Франция – очаг, подставленный под Европу, чтобы она не застывала и не плесневела».
Там же. С. 173-174. «Надо сказать, что прения по поводу Франции и ее судеб раздавались во всех углах Европы тогда, да и гораздо позднее, вплоть до 1848 года. Вероятно, они происходили в то же время и… в нашем отечестве, потому что с этих пор симпатии к земле Вольтера и Паскаля становятся очевидными у нас, пробивают кору немецкого культурного наслоения и выходят на свет. Но и при этом следует заметить, что русская интеллигенция полюбила несовременную, действительную Францию, а какую-то другую – Францию прошлого, с примесью будущего, то есть идеальную, воображаемую, фантастическую Францию…» (с. 175).
Во французской литературе Гоголь уже с середины 1840-х гг. пользовался довольно большой популярностью. Первые переводы его произведений на иностранные языки появились именно на французском. О нем писали Ш.О. де Сент-Бев и П. Мериме. В 1845 г. в Париже были изданы «Повести» Гоголя в переводе Л. Виардо, которому помогал молодой И.С. Тургенев (Nouvelles Russes, par N. Gogol. Traduit et publié par L. Viardot. Paris: Paulin, 1845). Сюда вошли «Тарас Бульба», «Записки сумасшедшего», «Коляска», «Старосветские помещики» и «Вий». Книга была благожелательно встречена французской прессой. Интерес к Гоголю во Франции продолжал расти. «Мертвые души», вероятно, первый раз были упомянуты в «Illustration» в 1845 г. (19 juillet. Т. VI. Р. 330). В 1846 г. критик газеты «National» сообщил уже краткие биографические сведения о Гоголе, дал обзор его литературной деятельности и также упомянул о «поэме» «Мертвые души» и об «остроумной» комедии «Ревизор». В следующем году те же произведения назвал Ш. Сен-Жюльен в своей статье о Пушкине (Revue des Deux Mondes, 1847, 1 octobre. Р. 75). Позднее он посвятил Гоголю несколько страниц в статье о гр. В.А. Соллогубе (Revue des Deux Mondes, 1851, 1 octobre. Р. 67 и сл.). В 1847 г. в либеральном органе, издававшемся Жорж Санд, «Revue Indépendante» (Т. X. Р. 119, 120), «Ревизор» был назван "самым высоким драматическим созданием, какое когда-либо являлось в русской литературе». Тон французской прессы меняется после 1848 г., на чем, безусловно, сказалась крепнувшая враждебность общественного мнения страны по отношению к России Николая I, недовольство его охранительной во всеевропейском масштабе политикой. В 1851 г. в «Revue des Deux Mondes2 появилась статья Мериме о Гоголе. В ней уже чувствуется некоторый холодок и плохо скрытое предубеждение. В статье «Литература и крепостное право в России» (Revue des Deux Mondes, 1854, 1 juillet. Р. 193) Мериме приветствовал в Тургеневе склонность «избегать безобразного, которое автор «Мертвых душ» ищет с таким любопытством» и осуждал в Гоголе его «фальшивый смех… часто более печальный, чем слезы», удивляясь тому, как этот писатель, «который, как ему пришлось слышать, был честнейшим человеком в мире и вдохновлен был искренней набожностью», остался все же «безжалостным насмешником». Несколько ранее Мериме был сделан перевод «Ревизора» (под заглавием «l'Inspecteur général»). На этот перевод откликнулись Н. де Вайи (l'Athenaeum Français, 3 juillet, 1852), Э. Делессер (там же, 30 juillet, 1853), пожалевший об усилиях, затраченных переводчиком на это "мало оригинальное произведение", форма которого показалась ему «достаточно вульгарной», Г. Планш (Revue des Deux Mondes, 1854, 15 septembre), высказавшийся в том же смысле. Постановка «Ревизора» на парижской сцене в самый разгар Крымской войны не только не способствовала популярности этого произведения, но окончилась полной неудачей. Пьеса Гоголя была освистана, а патриотическая ненависть к России закреплена в театральных рецензиях, где «Ревизор» получил полное осуждение. (Пьесу, поставленную в театре Пале-Рояль, не спасла даже игра «отличного актера Жефруа в роли Городничего» (
Гоголь–1979. Т. 7. С. 111, № 44. Письмо от 2 ноября 1834 г. Речь идет об изданной М.П. Погодиным книге «Лекции профессора Погодина по Герену о политике, связи и торговле главных народов древнего мира» (Ч. 1-2. М., 1835-1837), представлявшей собой извлечения из труда Герена "Ideen über die Politik, den Verkehr und den Handel der vornehmsten Völker der alten Welt" (Bd. 1-6. Göttingen, 1824-1826). По мнению Гоголя, высказанному в статье "Шлецер, Миллер и Гердер" (1832 г.), Герен не смог избежать одностороннего подхода к истории (Гоголь – 1966-1967. Т. 6. С. 108).
Цит. по:
