не умели. Если двигались очень медленно, их можно было заметить периферийным зрением, а вот когда замирали, становились буквально невидимыми. Но выход нашелся. Хитрость заключалась в том, чтобы не окидывать орлиным взором местность всю сразу, а последовательно, не перескакивая с места на место, вести взглядом, как прожектором, тщательно фиксируя детали и приметы. А когда почувствуешь, что взгляд хочет вильнуть, напротив, усилить внимание на этом участке. Тогда пелена спадает, и враг становится виден.
На этом погорел еще один тролль. Понадеявшись на свои хамелеоньи способности, он неподвижно застыл возле скалы, подпустив меня слишком близко. Чем я и воспользовался: сделал вид, что прохожу мимо, а затем, резко развернувшись, с тридцати метров навскидку всадил ему стрелу между удивленно расширившихся глаз. Жалко, что еще раз этот номер не пройдет – тролли учились быстро.
Еще одного раза не понадобилось. Исчезло давящее ощущение чужого взгляда, и я как-то сразу понял, что тролли ушли… совсем! Определенно какие-то телепатические способности у них имелись. Это трудно объяснить, но я доподлинно знал, что враги не вернутся, и склонен был своим ощущениям поверить.
Что подвигло гоминидов отступить, осталось неясно. То ли они осознали, что их маскировка больше не работает и ловить больше нечего, то ли их что-то спугнуло, а возможно, я слишком сильно проредил их невеликую популяцию, и гибель очередного сородича оказалась последней каплей. В любом случае мне можно было с облегчением вздохнуть!
Глава 12
Надбровный валик – это результат болезненной гримасы, не сходившей с лица израненного в боях воина.
Побродив по окрестностям и убедившись, что уцелевшие тролли действительно отправились восвояси, я вернулся к туше последнего, убитого стрелой в переносицу. Оттащил его немного в сторону – туда, откуда удобнее было наблюдать за окрестностями, а затем присел рядом и тяжко задумался… Есть или не есть?! Меня терзали смутные сомнения и вбитые в голову стереотипы: мол, «есть людей нехорошо». С одной стороны, тролль, конечно, обезьяна обезьяной, а с другой – и от человека в нем что-то есть…
Пока раздумывал, руки уже сами набрали дров и развели костер, оставалось освежевать тролля и повкуснее приготовить… В научном мире и то до сих пор не пришли к соглашению, где провести границу между обезьяной и собственно человеком – куда уж мне, да на голодный желудок! Если б вопрос стоял ребром и от этого зависело выживание, я бы не сомневался, записывая в провизию любого врага без дискриминации по видовому, расовому, половому и другим признакам. Да и так уже, прислушавшись к доводам желудка, склонялся волевым решением определить реликтового гоминида в один ряд с человекообразными обезьянами (хотя и их некоторые умники предлагают отнести к роду людскому) и немедленно употребить в пищу. Но мне помешали!
Необычайно обострившееся за последнее время шестое чувство
