часть политбюро. Сделать вид, что соратники тайных вечерей не устраивали, и понаблюдать за ними? Но в таком случае придется освободиться от информатора. Горбачев принимает второе решение.
Мне довелось быть на пленуме горкома партии, куда доставили Ельцина из больницы. Ходили слухи, будто врачи накачали его разными лекарствами. Он действительно чувствовал себя плохо, и выступление его оставило тягостное впечатление. Да и кто чувствовал бы себя «в своей тарелке», когда с трибуны несся поток обвинений и несдерживаемой злобы, в том числе, и от тех, кто еще вчера славил своего шефа? Такая деталь: один из секретарей горкома после пленума сказал мне, что накануне подготовил два выступления на тот случай, если получит слово. В одном – поддержка Ельцина, в другом – осуждение. И, оказавшись на трибуне, вспотел: забыл, в каком кармане какое выступление. Из меня, рассказывал, ручьем потек пот. Однако посчастливилось: вынул «правильную» речь, с осуждением. Он, рассказывая об этом, не понимал, какую мерзость только что совершил, не отдавал отчета, какая это стыдоба.
Выходя из зала, участники пленума злорадствовали, смеялись, поздравляли друг друга. И только Горбачев участливо поддерживал за локоть Ельцина, который, пошатываясь, уходил со сцены. Со сцены, как тогда казалось, и в буквальном, и в переносном смысле.
Вскоре Ельцин получил назначение в Госстрой в качестве заместителя председателя комитета, но в ранге министра. Лев Суханов, его бессменный и верный помощник, как-то рассказал о первом рабочем дне Ельцина в новой должности: зайдя в кабинет, Ельцин в ярости начал колотить кулачищами о стены. Жизнь, казалось ему, закончилась, ничего невозможно возвратить, он выброшен, подобно рыбе на берег, и отныне обречен на вторые-третьи роли. Роли не для него, не для человека, познавшего, что значит быть первым. Он ведь не только в жизни, но и на волейбольной площадке любил играть у сетки, требовал, чтобы ему давали подачу, и с выдохом, с победным криком резал, резал, пробивая блок… И зрители ахали: так их, Борис!..
И вдруг эта знаменитая, ставшая афоризмом, фраза: «Ты не прав, Борис». Да, все кончилось. В перспективе только скамья для запасников, откуда никогда не удастся выйти на игровое поле. И можно предположить, что творилось в это время в сердце крайне самолюбивого человека, какие бури страсти бушевали в нем, и какие представления о мести бродили в воспаленном мозгу.
Мне теперь кажется, что Горбачев недооценил энергию и мощь личной неприязни к себе со стороны обиженного «сына». Обратись в свое время к помощи и советам психологов, Горбачев, возможно, принял бы более решительные меры к устранению Ельцина с политического небосклона. И мы имели бы другую историю.
Литва как фактор раздора
Поводов для углубления конфликта центральной власти с властями республик хватало, и большинство их провоцировали власти республиканские. Прежде всего республики Прибалтики и Россия. О первых говорить – бумагу переводить. Они решительно были настроены
