style="font-size:15px;"> Он рассержен, мой воображаемый собеседник, или же это обозлился я сам? Потому что долго брел совсем не в ту сторону, куда желал попасть с самого начала, считая себя – и справедливо считая! – пока что слишком слабым для такого непростого пути. Но сейчас, когда я созрел, когда хочу отведать плодов с другого дерева, из другого сада, мне уже не выпрыгнуть из протоптанной мною же колеи! Потому что эта проклятая канава стала гораздо, гораздо выше моей головы!
Да, мне нужен тайм-аут, чтобы подумать, осмыслить, попробовать наконец! Тогда почему не принять это весьма заманчивое предложение?
Я наконец бросаю взгляд на своего приятеля, живого, а не призрачного собеседника. У него свежая, полнокровная физиономия, прекрасно сидящий костюм и дорогие туфли – словом, он правильно выбрал работу.
Он живет сегодняшним днем, наслаждается им, а не мучается неизвестно откуда берущимися голосами и призраками. Его цифры куда порядочнее моих слов: они честны и однозначны. Они не гоняются за ним по темным проулкам, не поджидают за лихорадочно отпираемой дверью квартиры – скорей, скорей, дрожащими от нетерпения пальцами записать поворот сюжета! Его работа не вламывается на дачу, где он проводит досуг с любовницей, и не ошеломляет, неожиданно выскочив из-за пальмы в ботаническом саду.
Он добропорядочно скучен – о, желал бы я хотя бы половину своего времени бывать таким же! Однако я слеплен из другого, неправильного теста, куда чего-то не доложили или, скорее, переложили. Потому что бурно бродящие во мне словесные дрожжи частенько накрывают меня по полной в самых неподходящих для этого местах. Днем и ночью. В родной постели и в гостях. На улице. В метро. В лифте. В кафе, где я вдруг начинаю лихорадочно шарить по карманам и бешусь, обнаружив, что оставил блокнот дома.
Ночью, почти заснув, я вдруг вскакиваю, нашариваю на тумбочке рядом с кроватью карандаш и, не зажигая света, торопливо карябаю очередную идею развития романа. Свет я не включаю не потому, что боюсь разбудить кого-то рядом – рядом, как правило, никого нет, – а оттого, чтобы не проснуться окончательно самому. Ночью нужно спать. Или хотя бы пытаться спать, поскольку днем я этого не умею. Оттого что не умею выключаться. Честно говоря, я не умею выключаться вообще.
Я давно стал неврастеником, но не хочу признаваться в этом, списывая все на неумеренную фантазию, а также на кофе, потребляемый в явно неполезном организму количестве.
Да, я неврастеник, если не псих, – кто в здравом уме будет строчить ночью неизвестно что и неизвестно для кого? Чтобы потом, стиснув зубы и руки, сидеть на самом краешке стула напротив редактора, ненавидя этого добродушного толстяка так, что уже придумал для него и имя, и место, и способ убийства?! К тому же все, все было уже описано ДО меня. Кто-то даже пересчитал все мыслимые в литературе сюжеты – кажется, их всего тридцать девять.
Я знаю, что мне не выдумать сороковой, как не написать ничего бессмертного… но я хочу ПОПЫТАТЬСЯ! И для
