совсем изменился. Урок устрашения благополучно завершился, теперь надлежало полностью подчинить нам землю Ливонскую, а для этого лучшие орудия – милость, снисхождение и умеренность. Города же лучше не разрушать, а сохранять. Уже с Дерптом при сдаче был заключен договор предлинный, который ранее наши войска никогда с врагом даже не обсуждали. Народу дали свободу вероисповедания, епископу – монастырь Фалькенау с принадлежащими к оному волостями, купцам – свободу торговли с Русской Землей и с немецкой, ратникам немецким позволили выйти из города с оружием и пожитками, магистрату прежнему разрешили управлять, как было, не лишаясь ни прав, ни доходов своих, суду местному оставили все преступления, самые государственные, даже оскорбление Царского величества, любому жителю разрешили в двенадцатидневный срок уехать, куда он пожелает, и тут же пообещали, что никого насильно не будут выводить в Русскую Землю. За все эти вольности просили единственно присяги царю русскому.
Войска наши несколько дней не вступали в ворота Дерпта, давая желающим спокойно уложиться и выехать из города, дали им проводников до мест безопасных, а епископа до пожалованного ему монастыря сопровождало двести отборных всадников московских. Лишь после этого воевода царский, им случайно Шуйский оказался, торжественно вступил в город, и народ уже не страшился победителей и с любопытством смотрел на их мирное стройное шествие, дивясь богатству убранства нашего воинства, даже женки местные, забыв о страхах, поддались своему любопытству и красовались, принаряженные, в окнах домов. Вместо положенного грабежа воевода закатил для чиновников и старейшин дерптских знатный пир, а у простых ратников наших лишь по усам текло, а в рот не попадало.
Глядя на пример Дерпта, сдались нам многие другие крепости: Везенберг, Пиркель, Лаис, Оберпален, Ринген или Тушин, Ацель. Везде наши воеводы мирно выпускали Орденских властителей, довольствовались присягой жителей и не касались их имущества, в городах оставляли нужные запасы и ставили охранное войско.
Упорствующих, конечно, наказывали. Огнем и мечом. Так было в Феллинской, Ревельской, Венденской и Шваненбургской областях. К зиме дошли до Риги, но брать ее пока не стали, лишь погромили маленько из пушек и сожгли множество кораблей в гавани, зато опустошили окрестности, затем прошли всю Курляндию до самой Пруссии и, безмерно отягощенные добычей и пленными, повернули обратно.
Тут заметен стал упадок рвения у воевод наших. Накушавшись сверх меры, они дремали, переваривая съеденное, и вперед не стремились. Князь Михайло Глинский озаботился давней местью и разорял не ливонские города, а вотчины Захарьиных в псковской земле, наказывая тех за подстрекательства народа во время бунта Московского, когда погиб брат его. Князь Петр Шуйский благодушествовал в завоеванном им Дерпте, войдя во вкус роли миротворца и покровителя всех и вся. Лишь князь Андрей Курбский да Даниил Адашев не оставляли стараний, но и их войско притомилось.
Алексей Адашев и Сильвестр метали из Москвы громы
