и занимательнее.
Когда Цедди подрос, няня стала водить его на прогулку, а он всегда вёз за собой маленький игрушечный экипаж. В своей короткой пикейной курточке и в большой белой сдвинутой на затылок шляпе, из-под которой выбивались золотистые курчавые волосы, он казался так красив и силён, что все обращали на него внимание; дома няня рассказывала маме о дамах, которые останавливали экипажи, чтобы посмотреть на него, поговорить с ним, и приходили в восторг от того, как по-детски весело и беспечно отвечает он им, точно старым знакомым. Особенно милым казалось, что он охотно и смело заводил дружбу с людьми. Я думаю, это было следствием доверчивости Цедди и доброты его сердечка, которое всех любило и желало, чтобы всякий чувствовал себя хорошо и ловко. Доброта также заставляла его быстро понимать чувства окружающих. Может быть, эта способность развилась в Цедди потому, что он жил с отцом и матерью, которые были любящими, внимательными, нежными, хорошо воспитанными. Дома он никогда не слышал недоброго или невежливого слова; его любили, ласкали и обращались с ним нежно, а потому его детская душа была полна доброты. Он постоянно слышал, как отец называл маму милыми, ласковыми именами, и сам, говоря с нею, тоже употреблял их; он постоянно видел, что его отец заботился о ней, берёг её, и тоже выучился заботливо относиться к ней.
Поэтому, когда Цедди узнал, что его отец никогда больше не вернётся, и увидел, как печалится мать, в добром маленьком сердце мало-помалу появилась решимость утешить и успокоить её. Он был ещё ребёнком, но эта мысль шевелилась в его мозгу всегда, когда он взбирался к ней на колени, целовал её, прижимал свою курчавую головку к её шее, когда приносил ей свои игрушки, показывал книжки с картинками или спокойно ложился подле неё на диван. Маленький Цедди не знал, что можно утешать людей иначе, но делал всё, что умел, и был для неё большей поддержкой, чем мог вообразить.
– О Мэри, – раз при нём сказала миссис Эрроль своей старой служанке, – я уверена, он старается по-своему утешить меня; я знаю, что старается. Иногда он смотрит на меня таким любящим, задумчивым взглядом! Мне кажется, ему грустно за меня, а потом он подходит ко мне, ласкает меня или приносит мне что-нибудь. Он так походит на маленького взрослого человечка, что, право, мне кажется, он всё понимает.
Когда Цедди стал старше, у него появилось множество странных, забавных привычек, которые занимали и смешили взрослых. И он сделался для матери настоящим товарищем. Теперь ей почти не нужно было другого общества. Они вместе гуляли, разговаривали, играли. Цедди узнал буквы, когда ещё был совсем маленьким, и любил по вечерам, лёжа на ковре перед камином, вслух читать иногда детские рассказы, иногда большие книги для взрослых, а иногда даже газеты; в это время Мэри из кухни слышала, как миссис Эрроль с наслаждением смеётся в ответ на его забавные замечания.
– И действительно, – говорила Мэри бакалейщику, – всякий невольно улыбнётся,
