першить, так что было неудивительно – хотя от этого не менее неловко, – что дамбу прорвало сразу после невинного вопроса Эммы:
– Софи, всё в порядке?
Потоком хлынули беззвучные злые слезы. Я пыталась остановить их, крепко сжав ладонями лицо, а тело само повернулось в сторону окна, выходившего в сад. Я была в полном ужасе.
А потом, прежде чем Эмма смогла на это как-то среагировать, мое унижение довершил Бен, неожиданно появившийся на пороге.
– Мама, мамочка, что с тобой? Что случилось?
Я была в ступоре. Глаза Бена вылезли из орбит. И в этот момент Эмма бросилась ко мне и схватила меня за левую руку.
– Мамочка посадила занозу, Бен. У въездных ворот. Мне придется достать ее. У тебя когда-нибудь была заноза?
– Да, я посадил ее на горке в парке.
– Тогда ты знаешь, что это очень больно. И мамочке надо быть очень храброй.
– Ты будешь вытаскивать ее горячей иголкой?
– Боюсь, что придется.
На его лице появилось выражение отвращения. Крепко прижав руки по швам и сжав кулачки до белых косточек, мой сын исчез из комнаты.
Тщетно поискав салфетки в карманах, я в конце концов взяла одну из пачки, которую протянула Эмма.
– Боже… прошу прощения…
– Не говори глупостей. – Эмма обняла меня за плечи и подвела к стулу возле стола. – Вот так. Садись. Сейчас ты выпьешь крепкий кофе.
Я громко высморкалась.
– Спасибо. Здорово ты догадалась – я имею в виду Бена.
Эмма занялась приготовлением кофе, а я стала придумывать правдоподобную легенду. Но не успела первая идея полностью сформироваться у меня в голове, как Эмма уселась за стол и посмотрела на меня такими необычными и проницательными глазами (зеленые и коричневые точки были сейчас особенно заметны), что я мгновенно выложила ей всю правду, словно губы устали скрывать ее.
О вечном ожидании. О постоянных фальстартах. О том дне, когда я сидела в этой самой кухне с Кэролайн и у меня была задержка на две недели. Я была тогда так уверена… Позволила себе даже поволноваться. Но ничего не произошло. Как всегда, в конце этот чертов тест ничего не показал. И о страхе, что это как-то связано с жутким временем после рождения Бена. С депрессией. С после… родовой… депрессией. С тем долгим и мрачным временем до того, как ее наконец диагностировали, когда я жила изо дня в день, как зомби. Не одевалась. Не мылась. Марк не знал, что ему делать. Бен сидел в переноске. Недоумевал. Ждал…
– Прости меня, Эмма. Обычно я себя так не веду. Это какой-то спонтанный приступ. Послушай, мне пора. – С этими словами я встала.
– Ты никуда не пойдешь. Сядь на место и дыши глубже. Я серьезно. Вдох – выдох, очень глубокие, пока не успокоишься.
Что ж, мне пришлось подчиниться. Вдох. Выдох. Я делала так, как она мне сказала. Вдох… Выдох… И, прежде чем смогла сообразить, что происходит, я выдала ей всё. Как врала врачу. Как Марк наотрез отказывался даже думать
