мучения должны были закончиться.
Шати был в пыточной не больше часа, когда туда ворвался центурион с вытаращенными от негодования глазами:
– Ты чего творишь? Тебе же сказали, что он живой нужен… Он говорить сможет? Он вообще еще соображает или уже нет?
– Да я просто… Я же пугал только…
– Пугал? А ну вон отсюда… Завтра легат сюда пожалует, а ты натворил дел… Чтобы я тебя больше здесь не видел… Ты всех переломал, что ли? Так, у этого ребра сломаны… У этого рука… Здесь челюсть… Тебе же сказали, только с одним поработать, зачем ты остальных-то изувечил? Тебе мало одного? Живодер… Ладно с этими, их хоть сейчас можешь прибить, но новенького-то зачем?
– Случайно, не рассчитал немного…
– Под арест в яму, на трое суток…
– Да, командир…
– Ты еще здесь?
Через пять минут Шати уже сидел в глубокой яме. Она частично была заполнена водой, и ледяная жижа под ногами мгновенно высасывала все тепло человеческого тела. Рядом с ним находились еще двое наказанных. Они здесь были уже больше суток и, судя по всему, сил на борьбу за выживание у них уже не осталось, так как они оба сидели в жидкой грязи и не проявляли никакого интереса к жизни. Тем, кто сидел в яме меньше трех суток, еда и вода не полагались, поэтому рассчитывать на горсть каши, которую ежедневно выдавали в качестве суточного продовольственного пайка, им не приходилось.
Но судьба в очередной раз улыбнулась разведчику. Судя по всему, пленный все-таки заговорил, но заговорил на совершенно незнакомом для римлян языке. Он повторил несколько слов, но его никто не смог понять, и ради этого было объявлено срочное построение всего легиона. Вдоль строгих ровных рядов прохаживались командиры и произносили непонятные слова в надежде, что кто-нибудь из солдат сможет понять этот «проклятый» язык, но легион молчал. Этот пленный варвар говорил на таком непонятном языке, что казалось, можно было сломать язык, выговаривая эти непонятные звуки. Когда легата уже покинула последняя надежда на положительный исход этого общего собрания, откуда-то из-под земли до него донесся еле слышный хриплый голос:
– Я знаю этот язык.
– Кто это сказал? Выйти из строя…
– Я не могу…
– Выйти из строя – это приказ!
– Я в яме, господин, наказан.
– Немедленно вытащите его оттуда…
Через несколько секунд Шати уже стоял перед легатом, вернее даже не стоял, а сидел на земле крепко обняв свои колени. С ног до головы измазанный грязью, вдобавок сильно трясущийся от дикого холода, он дрожащими губами начал оправдываться:
– Я в яме сидел, господин…
– Неважно. Ты сказал, что понимаешь этот язык.
– Да, господин. Это язык северных народов. Я знаю его.
– И что значат эти слова?
– Он спрашивает,
