и массивнее теневых псов, он легко мог бы их разогнать, но не торопился.
– Вот.
Гадес с сомнением смотрел на бутылку, которую Сет выудил из шкафа и поставил на стол. Мутное бордовое стекло навевало неприятные ассоциации со смертью или сокровищами пиратских галеонов, которые полсотни лет пролежали на океанском дне.
– Ты уверен, что это пьют? – осторожно спросил Гадес.
Вместо ответа Сет достал два бокала и щедро плеснул в них: на вид жидкость оказалась такой же, мутной и темно-красной.
– Ты давно не притаскивал настойку на водах Стикса, – сказал Сет, – поэтому пей, что дают.
– Если что, это будет очень бесславный конец, – пробормотал Гадес.
На вкус это походило на человеческое вино, но с первыми же глотками становилось очевидно, ничего от людей в напитке нет. На языке перекатывалась сладость фиников и шелест пальмовых листьев, легкая терпкость граната и сухость жаркого южного солнца. И что-то еще, древнее, жесткое, близкое к смерти, что отзывалось легким зудом внутри самого Гадеса.
– Ты знал, что в Египте вино считалось предметом роскоши? – спросил Сет.
Гадес не знал. Он болтал остатками в бокале, ощущая, как тело приятно расслабляется – на такое не способен ни один напиток людей, только божественные.
– Вино пила семья фараона, – продолжал Сет. – И в лечении его использовали. Так что пей.
– Меня лечить не нужно.
– Когда Сеф не помнит себя, точно нужно.
– Деметра признала, что это ее рук дело. И что в этой жизни Софи ничего не вспомнит, – тихо сказал Гадес.
У него перед глазами еще стояла Софи, опускающая глаза и рассматривающая свои руки. Она сидела на том же месте, где сейчас Сет, и явно не знала, как себя вести. Она рассказала о разговоре с Деметрой. Рассказала, что не хочет возвращаться. Но в ее глазах, когда она все-таки подняла их на Гадеса, не было ни тени узнавания, только тревога.
Сет взял бутылку и наполнил бокал Гадеса до верха.
– Но она остается той же Персефоной, – пожал плечами Сет. – Ее характер не меняется от воплощения к воплощению – и сейчас такой же, как и всегда. Ну, а если она не торопится в Подземный мир или раздвигать перед тобой ноги, так дай ей время.
– Иногда ты невыносим.
– Но чаще прав.
Сет салютовал бокалом, хотя пить не спешил, больше наблюдая за Гадесом.
– И она опять сбежала от матери.
– Она постоянно так делает, – проворчал Гадес. – Но раньше помнила себя. Ей доставляло удовольствие позлить мать в новом воплощении.
– Деметра сама виновата. Но даже без памяти Персефоны, твоя Софи снова это сделала. Она всё та же. Дай ей время.
Гадес прищурился. Он слишком давно знал Сета и понимал, что проскользнуло между строк:
– Ты думаешь, она действительно ничего не вспомнит?
– Я думаю, это не важно.
Гадес пожал плечами,
