же нравится, Гейл?
– Конечно, нравится, она вся мокрая. Да, детка? – кто-то отвечает за неё, перекрывая её безразличные стоны отборным матом и смехом.
Взгляд Гейл давно расплылся и потерял фокус, движения хаотичны и бессознательны, колени стерты в кровь и мокрая она скорее от количества спермы внутри неё – никто из «Кобрас» не думал озаботиться защитой. Гарсия кончает ей в рот и позволяет своим парням забрать её и уложить на диван.
– Мне ведь теперь бабки на залог собирать, Кали. Подставила ты меня, – Диего выжимает с члена остатки спермы и вытирает ладонь прямо об ткань обивки. – Пусть до конца представления сидит, – скомандовал Гарсия своим, поднимая голую задницу с дивана. – И глаза не закрывает. А насчёт залога позже перетрём.
Гарсия уходит, а Рейес сидит, как статуя, переваривая услышанное. Свалка тел на соседнем диване, мускусный запах пота и семени, жар и звон расстегнутых пряжек ремней уходят на задний план перед осознанием того, что «Кобрас» однозначно взвинтит платёж. Это финиш. Катастрофа. Кали продала уже всё, что имела, кроме органов. Доходы от бара имеют свой потолок, а поиск новых источников чреват риском лишиться свободы или вовсе головы, хотя, казалось бы, куда уж больше рисковать, если у неё в подвальном помещении, там где у отца раньше стояли покерные столы, теперь несколько коек «массажного кабинета» Раисы, разделённых фанерными перегородками. Остаётся только гнать дурь или самой сесть за игровой стол, но она всё ещё плавает и в том, и в этом. Бросить бы всё. Собственная жизнь уже давно потеряла для Кали всякий смысл, но у неё всё ещё есть родители, чей срок жизни напрямую зависит от её действий.
Она не знает, сколько уже так сидит – время закручивается вокруг неё скользкой, густой массой, теряет направление, застывает, как смола. Она приходит в себя и дёргается, как от пощечины, когда последний из «Кобрас» бросает почти бессознательное тело Гейл, и, сделав пару шагов, извергает поток семени прямо в сторону Кали. Попадает на одежду, на обувь, даже на лицо – она в омерзении закрывает глаза и сжимает кулаки. Ублюдок закончил – Рейес слышит, как вжикает молния и шуршит ткань одежды. Она открывает глаза, тянется к салфетнице и вытаскивает целую горсть, чтобы после судорожно стирать с себя тягучие следы чужой похоти.
– А я ведь всё на тебя смотрю. Кали. Типа богиня, да? – он всё ещё стоит над ней, бритый мексиканец с татуированным затылком, а Кали смотрит на него снизу вверх бешеным взглядом затравленной хищницы – ослабевшей, но всё ещё злой.
– Надо же, я думала ты, кроме алфавита, ничего не читал, – едва шипит она ему в ответ, понимая, что потеряла голос.
– Ещё увидимся, богиня, – он сально скалится и уходит. Кали понимает, что в баре больше никого не осталось. В разгар рабочего вечера у неё нет ни одного посетителя.
Движение напротив привлекает её внимание – надо же, Кали совсем забыла про Гейл. Проститутка, отчаянно воюя с непослушным телом, хватается за сиденье, поднимается на ноги и плюхается мешком на диван.
– Ты
