в каждой комнате. «Кухня», – пояснил он Хадие, и она кивнула. «Место, где будет стоять кухонный стол», – продолжал он, показывая на пустое место под креплением для люстры, а почти трехлетняя Худа смотрела на все со скукой и сосала большой палец, который Лейла всякий раз не ленилась вынимать у нее изо рта.
Рафик повел их прямо на задний двор – в их старой квартире был только маленький балкончик, – и Лейла хотела перехватить Хадию, когда он повернул ручку, чтобы открыть раздвижную дверь, но он осторожно придержал дочь одной рукой. Лейла последовала за ним. Хадия крепко обнимала отца за шею. Они шли по траве, и Рафик один раз покружился, а Хадия хихикнула, и, возможно, Лейла на мгновение пожалела, что не ее он ведет по новому дому с такой любовью, как Хадию. Но это глупо: дарить Хадие любовь – все равно что дарить любовь ей, Лейле.
Когда они добрались до конца дворика и обернулись, чтобы взглянуть на здание, Рафик помедлил, посмотрел на дочь и спросил: «Тебе нравится дом?» – «Да», – ответила Хадия и оперлась подбородком о его макушку. Ее волосы упали ему на уши. «Могла бы ты жить здесь?» – спросил он, и Лейла подумала, что это очень мило: они уже купили дом несколько недель назад и сегодня получили ключи, но он представлял все Хадие так, словно они оказались здесь по чистой случайности и, если она скажет «да», он немедленно передаст ей дом во владение. Лейла надеялась, что она скажет «да».
«Полагаю, что так», – ответила Хадия. Рафик резко поднял и опустил плечи, как делал всегда, когда она была немного младше и он изображал лошадь или вертолет, а Хадия засмеялась. Смеялась она безудержно, заливисто. «Полагаешь? Полагаешь?» Рафик потянулся к сливе на дереве, сорвал одну для Хадии, вложил ей в руку: «Это твое». – «Слива?» – «Все, что видишь». Он снова закружил ее. Кивком показал на пустой дом. Поставил Хадию на землю, поднял Худу и спросил: «Слышала, Худа-джан? Этот дом твой».
Потрясенная, Хадия молча стоит и сжимает маленькую сливу, уставившись на Рафика огромными глазами и чуть приоткрыв рот. Худа смотрит непонимающе на отца. Но Рафик выглядит счастливым, и Хадия выглядит счастливой, поэтому Худа тоже улыбается и снова сует в рот большой палец.
Теперь же Рафик садится за стол рядом с дочерьми, а за едой просматривает газету. Девочкам не позволено разговаривать, пока отец читает. Они хорошо это знают и следуют правилу даже без напоминаний. Но обе переглядываются, и Лейла гадает, что они пытаются друг другу сказать.
Почему Рафик не разговаривает с ней, если это его с ней последнее утро? С ней, с ними… Лейлу слишком сильно тошнит, чтобы есть со всеми. Поэтому она стоит у стойки и ищет повод остаться на кухне. Протирает столы губкой, смоченной холодной водой. Время от времени поднимает взгляд на окно, в которое вплывает утренний свет, посматривает на страницу газеты Рафика, на отблески солнца в его темных волосах. Свет падает на изгиб серебряной ложки в чашке, которую он отводит от себя после каждого глотка. Потом он засучивает рукав, чтобы взглянуть на циферблат часов.
