ноги, мне по грудь, с острыми когтями. Если зазеваешься, один пинок такой ногой – и тебе конец.
– Не бойся, – говорю я девчонке. – Они безобидные.
Это правда. По крайней мере, так говорил Бен. Они питаются мышами и дерутся, только если на них напасть, а если их не трогать, они миролюбивые, доверчивые и даже едят с рук. А еще у них вкусное мясо, и это сочетание – миролюбия и съедобности – сделало их такой желанной добычей для переселенцев, что к моему рождению на много миль вокруг не осталось ни одного кассора. Еще одно существо, которого я видел только по визорам и в Шуме других мужчин.
Мой мир стремительно растет, скажу я вам.
– Прочь! Прочь! – лает Манчи, наворачивая круги вокруг кассора.
– Не кусай его! – ору я.
Шея кассора раскачивается из стороны в сторону: он играет с Манчи, будто кошка с мышкой, а его Шум все твердит: Еда?
– Не еда, – говорю я, и он поворачивает голову ко мне. Еда?
– Не еда. Всего-навсего собака.
Собака? – думает кассор и снова начинает преследовать Манчи, норовя ущипнуть его клювом. Клюв у него нисколько не страшный – гусь и то больней ущипнет, – но Манчи все равно сходит с ума: прыгает туда-сюда и лает, лает, лает.
Я смеюсь. Это и вправду смешно.
А потом до меня доносится тихий смешок.
Я оборачиваюсь: девчонка стоит у своего дерева, наблюдает за огромной птицей, играющей с моим псом, и смеется.
Улыбается.
Потом замечает, что я смотрю на нее, и перестает.
Еда? – кассор уже засунул клюв в мой рюкзак.
– Эй! – Я принимаюсь его отгонять.
Еда?
– Вот! – Я вытаскиваю из рюкзака кусочек сыра, завернутый в платок.
Кассор нюхает сыр, пробует на вкус и тут же проглатывает, по его шее проходит волна. Он несколько раз щелкает клювом, как будто облизывается, но потом волна идет в обратную сторону, и брусок сыра летит прямо в меня – целый и невредимый, только обслюнявленный. Он попадает мне в щеку и оставляет скользкий след.
Еда? – повторяет кассор и медленно уходит в глубь болота, потеряв к нам всякий интерес.
– Прочь! Прочь! – лает Манчи ему в спину, но следом не бежит.
Я вытираю с лица слизь и вижу, что девчонка улыбается.
– По-твоему, это смешно? – спрашиваю я, и она отворачивается, как будто и не улыбалась никогда. Но я-то знаю, что улыбалась.
Она поднимает сумку.
– Да, – говорю я, снова становясь за главного. – Мы слишком долго спали. Надо торопиться.
Какое-то время мы идем, ничего не говоря и больше не улыбаясь. Шагаем довольно быстро: земля становится суше. Деревья потихоньку редеют, пропуская редкие лучи солнца. Вскоре мы выходим на поляну, скорее даже на маленькое поле, которое заканчивается небольшим утесом. Мы вскарабкиваемся на него и смотрим поверх деревьев на горизонт. Девчонка протягивает мне еще один пакет с сухофруктами – завтрак. Мы жуем и молча смотрим.
Сверху прекрасно
