Он ведь был шахматный гений, а никакой не аутсайдер. К советской шахматной школе, которую ему предстояло сокрушить, я относился с уважением. Да она ничего, кроме уважения, и не заслуживала. Но советская пропаганда, то есть голос большинства, старательно рисовала Фишера отвратительно корыстным, взбалмошным, полусумасшедшим выкормышем американского капитализма. Наглым выскочкой, который и в шахматы-то, неизвестно еще, умеет ли играть, а хороших результатов достигает только с помощью скандалов. То ли дело наши, советские, шахматисты! Корректные, милые, высокообразованные. Фишер-то даже школу не закончил, бросил после пятого класса! Такой ли вздорной козявке заползать на хрустальный монолит советских шахмат?! Я видел в Бобби родственную душу. Одиночку, не желающего сливаться с большинством. И как же я радовался, когда он пополз на монолит. Хотя он, конечно, не полз. Он реял. Под ударами его клюва монолит крошился и разлетался на куски. Четвертьфинальный претендентский матч с Таймановым – шесть по бед в шести партиях. Полуфинал с Ларсеном, шахматистом экстра-класса, – тот же неслыханный результат! Даже Тигран Петросян, непробиваемый экс-чемпион, сумел в финальном матче претендентов выиграть у Фишера одну-единственную партию. А проиграл пять! Наконец, чемпион мира Спасский в матче 1972 года в Рейкьявике (все в той же Вырице я старательно вырезал из «Известий» тексты партий этого матча и вклеивал их в толстую тетрадь) был не переигран, а разгромлен Фишером со счетом 7:2! И ведь Бобби так никогда и не покорился большинству. Когда спустя три года ФИДЕ не согласилась проводить матч на первенство мира на его условиях, Фишер ушел из шахмат. Это был красивый уход, хотя лично мне (и только ли мне одному?) это было трудно пережить.
После объявления А. Карпова чемпионом мира, а именно его объявили, сделали чемпионом, я, разумеется, стал болеть за Виктора Корчного. Инстинкт защитника индейцев не оставлял мне выбора. Корчной – великий аутсайдер. Некоронованный чемпион. В его спортивной биографии, по крайней мере на советском отрезке, поразительные взлеты нередко перемежались провалами. В каком-то из шестидесятых годов Корчной оказался чуть ли не в последних строчках таблицы на чемпионате СССР, а спустя всего пару месяцев выиграл сильнейший международный турнир в Будапеште, набрав 12,5 очка из 13 возможных… Он выиграл все партии, и только одной позволил свестись вничью! Впоследствии даже Каспарову подобные результаты не снились. В двадцатом столетии только величайший русский чемпион Александр Алехин покорял подобные вершины. Но сам Корчной чемпионом так никогда и не стал. Он был лучшим, а чемпионом не был. Это сближало его с мерцающими звездами прошлых времен, памятными мне с детства: с Михаилом Чигориным, Гарри Пильсбери, Акибой Рубинштейном… Корчной, как рассказывали, играл в молниеносные шахматы с мастерами спорта, давая им фантастическую фору – 1 к 5! То есть противнику отводилось на партию пять минут, а Корчной довольствовался одной. Одной минутой! Я так никогда и не смог понять, как же он успевал до падения флажка
