чусь. Видит, что за улыбкой, которой я одаряю Кетона, скрываются покрасневшие глаза. Припухшие от долгих часов, а то и дней рыданий. Чего он не видит, так это того, что, несмотря на подсыхающие на щеках слезы, в моем сердце – сталь.
Мне страшно подходить к завершению рассказа, ведь там полно узлов, которые я так и не набралась храбрости отрезать. Вдалеке слышен бой барабанов. Они приближаются с каждой секундой – волнительное напоминание о том, как мало времени у меня осталось, чтобы сделать выбор.
Если вернусь, то оставлю себя позади. Я больше никогда не встречу семью, никогда не увижу свое лицо в зеркале, никогда не услышу свое имя.
Но я пожертвовала бы солнцем, луной и звездами, лишь бы спасти его. Безымянного юношу, у которого, однако, тысяча имен. Юношу, чьи руки запятнаны кровью звезд.
Юношу, которого я люблю.
Часть первая
Испытание
Глава 1
Однажды у меня было три брата.
Финлей был старшим и самым смелым. Ничто его не пугало: ни пауки, ни иглы, ни угроза порки отцовской тростью. Он был самым быстрым из нашей четверки – настолько, что мог поймать муху большим пальцем и наперстком. Но вдобавок к его бесстрашию шла жажда приключений. Ему претило работать в нашей лавочке, тратить драгоценное дневное время на пошив платьев и штопанье рубашек. Брат небрежно обращался с иглой, из-за чего его исколотые пальцы постоянно были обвязаны бинтом, а труд – испорчен неровными швами. Швами, которые я распарывала и накладывала заново, чтобы спасти его от папиных нотаций.
Финлею не хватало терпения, чтобы стать портным, как отец.
Сэндо хватало терпения, но не для шитья. Мой второй брат был поэтом в нашей семье, и единственное, что он любил сплетать, – это слова, особенно о море. Сэндо с такими изысканными подробностями описывал прекрасные платья, которые шил отец, что их желали купить все дамы в городе, но лишь обнаруживали, что этих платьев не существует.
В качестве наказания отец заставлял его сидеть на пирсе за нашей лавочкой и распутывать нити из коконов шелкопрядов. Я частенько прокрадывалась к нему, чтобы послушать рассказы о том, что находилось по другую сторону этого бесконечного водного горизонта.
– Какого цвета океан? – спрашивал меня Сэндо.
– Синего, глупенький. Какого же еще?
– Как ты станешь лучшей портнихой в Аланди, если не разбираешься в цветах? – Сэндо покачал головой и показал на воду. – Посмотри еще раз. Всмотрись в глубину.
– Сапфирового, – ответила я, разглядывая небольшие океанские гребни и впадинки. Вода искрилась. – Сапфирового, как камни, которые леди Тайнак носит на шее. Но есть и намек на зеленый… нефритовый. А пена на волнах напоминает жемчуг.
Брат улыбнулся.
– Уже лучше. – Он обнял меня рукой за плечи и крепко прижал к себе. – Однажды мы с тобой будем бороздить моря, и ты увидишь все оттенки синего в мире.
Благодаря Сэндо синий стал моим любимым цветом. Он разбавлял белизну моих стен, когда я открывала окно поутру и видела море, сверкающее на солнце. Сапфировое или лазурное. Бирюзовое или индиговое. Сэндо натренировал мои глаза различать разные оттенки одного цвета, одинаково ценить и блекло-коричневый, и ярко-розовый тона. То, как свет мог преломлять что-то на тысячу возможностей.
Сердце Сэндо принадлежало морю, а не ткачеству, как сердце отца.
Кетон был моим третьим братом и самым близким ко мне по возрасту. Его песни и шутки всегда порождали смех, независимо от настроения. Он вечно попадал в неприятности за то, что красил наши шелка в зеленый вместо фиолетового, беспечно наступал грязными сандалиями на недавно выглаженные платья, забывал полить шелковицу и никогда не прял пряжу достаточно аккуратно, чтобы отец мог связать из нее свитер. Деньги утекали сквозь его пальцы как вода. Но папа любил его больше всех – даже невзирая на то, что Кетону не хватало дисциплины, чтобы стать портным.
А еще была я – Майя. Послушная дочь. Мои самые ранние воспоминания были о том, как я, довольная, сидела на коленях у матери, работающей с веретеном, и слушала, как Финлей, Сэндо и Кетон играли на улице, пока отец учил меня сматывать мамину нить, чтобы та не спуталась.
Мое сердце принадлежало ткачеству: я научилась продевать нить в иглу раньше, чем ходить; научилась делать идеальные стежки раньше, чем говорить. Я любила рукоделие и с радостью перенимала папино мастерство, вместо того чтобы гулять с братьями. К тому же, когда Финлей учил меня спаррингу и стрелять из лука, я всегда промахивалась мимо цели. Несмотря на то что я впитывала, как губка, все сказки Сэндо о призраках, рассказывать их самой у меня не получалось. И сколько бы старшие братья ни предупреждали меня о них, я всегда велась на розыгрыши Кетона.
Отец гордо
