бы все этаж повыше, Розевич, да к полю поближе. Знаете, сколько таких… – устало продолжал инструктор Жаб. – А этажи не от меня зависят. Не от меня…
Он достал сигарету из огромной лакированной пачки с изображением одинокого кактуса в пустыне, прикурил, в результате чего на кончике образовался нарядный китайский фонарик, и «съел» в один затяг почти треть.
– Так что делать будем? – обратился Жаб к Мукнаилу.
– Инструктор Жаб, – осторожно начал Мукнаил, заметив, что тот следующим затягом «съел» еще треть сигареты. («Значит, волнуется», – понял Мукнаил и поспешно стер эту мысль из своего образа.)
Во время допроса все личные образы допрашиваемого должны быть открыты. Едва Мукнаил убедился, что образ «значит, волнуется» исчез, без остатка открыл личное облако инструктору.
– Так… – Жаб добил сигарету и вдавил окурок в переполненную, сильно загаженную пеплом вперемешку с крупными маслянистыми плевками пепельницу. – Так! Значит, образ опасности вас там привлек. Значит, отключили с Асофой облака, пока шли по коридору. Значит, открыли дверь, несмотря на предупреждения. Значит, значит…
Инструктору понадобилось несколько секунд, чтобы составить мнение о ситуации, и он, снова закурив (все-таки это был решающий момент в допросе), определил Мукнаилу испытательный период, назначив ограничения сразу на несколько био. Наказание довольно серьезное, но могло быть гораздо хуже.
– И то! – паясничал Розевич. – И то! И то! И то! Правильно вы, инструктор Жаб! Ой как правильно!
Профессор изобразил образ себя в широких штанах, пляшущего на каком-то дощатом столе в шумной пивной. Только в этом образе Розевич был не сухой и скрюченный, а невысокий и пузатый, как и полагалось настоящему пивному плясуну. От профессора осталась только голова с острой, но жидкой бородкой клином.
– Спасибо за инспекцию, инспектор Жаб, – Мукнаил установил ограничение по иронии на ноль, но благодарность все равно прозвучала не очень естественно.
– Спасибо за допуск к личным образам, – тоже не вполне естественно парировал инструктор, поставил пару отметок в своем журнале и вышел из образа допроса.
Вероятно, Жаба сегодня ждало еще немало допросов. А ему, как и всякому инструктору, хотелось антиадреналина. Просто распластаться своим большим перекатистым телом на белом просторном ложементе, чтобы кто-то растирал и жонглировал складками его кожи, а ему было приятно и немного щекотно.
– Слушайте, – почти шепотом проговорил Розевич, украдкой посмотрев на потухшую лампочку рядом с образом инструктора Жаба. – Слушайте! Расскажите, дорогой Мукнаил, – и профессор послал Мукнаилу образ маленького трогательного котика, сложившего лапки на большом аляповатом букете цветов.
– Что рассказать? – не понял Мукнаил.
– Ну, ну… – мялся Розевич. – Как это что, как… как оно там, там, вне облака?
