не сверкали.
Нет, мода-то на мини-юбки была вовсе не нова, ее первоприход пал как раз на Машину раннюю зрелость. Она тогда уже была давно замужем, растила ребят, и о том, чтобы напялить на себя это безобразие, речи не шло. Просто Маша с запоздалой досадой думала: вот если бы объявили эту моду пораньше, то и она не засиделась бы так катастрофически в девках, вынужденная при нормальных, прямых ногах носить ситцевые, набранные, как семейные трусы, на резинку юбки длиной по голень. Не то что эти коротельки…
На девчонку в таком, как у нее, штапельном балахоне по икры и смотреть-то сейчас никто не захотел бы – жадные взгляды парней были устремлены на свеженькие бульонки, сверкавшие из-под полосочек ткани, натянутых до треска на попы. Взрослые мужики, шедшие по улице рядом с законными женами, похабно ухмылялись и, пользуясь, что супруга не видит, теребили себя за ширинки – показывали, как это зрелище их возбуждает. А девкам, поди, того и надо было.
Теперь этими наглыми охотницами за Машиными сыновьями применялись в качестве загонных средств еще и коротенькие штанишки, которые открывали телеса еще больше, чем «мимо-юбки», как называл мини-юбки десятилетней давности Машин отец. И все это делалось для того, чтобы сманить из дому Машиных детей, оставить ее одну… И ведь подошло то самое тревожное время, о котором говорил Вадик! Сыновья понемногу вставали на ноги, учеба и армия были позади, а их жизнь неладная, медленно и скрипя на крутых поворотах, подходила к тому моменту, когда не сегодня так завтра не миновать бедной Маше принять в дом невесток-разлучниц!..
– … Ну а что ж ты хочешь? – удивилась ее тетка, к которой Маша регулярно заходила пожаловаться. – Они ребята здоровые, взрослые.
– Да какие же они взрослые! – возмутилась Маша непробиваемому теткиному непониманию. – Совсем несмышленые… Закрутит какая-нибудь, и вот…
– И что? – насмешливо спросила тетка, глядя на нее поверх толстых, «для близи», стекол. – Все так делают. Это жизнь. Ее не обманешь.
– Не хочу я этого, – призналась Маша, тихо маясь своей неизбывной тоской. – Не хочу.
– Ух и свекровушка из тебя выйдет, Мань, – весело заметил присутствующий тут же на кухне теткин муж, так и не ставший Маше дядей. – Страшней атомной войны!
– А может, я вообще не хочу свекровью никому быть, – заявила Маша скорее самой себе, потому что дядька, мерзко хихикая своим шуткам, ушел с кухни, а тетка отошла к плите, чтобы «подшуметь» остывший чайник. – Пусть мы жили бы все вместе, втроем с ребятами, тихо, спокойно… Я по дому, они – работали бы. Чем не жизнь?
– О внуках не мечтаешь? – спросила тетка, тяжко усаживаясь за стол.
– Ну, внуки… Внуки, – призадумалась Маша. – Да была бы хоть одна хорошая девушка – я разве что сказала бы, теть Кать? Одни хабалки, одни хабалки кругом…
За любимое Машино словечко тетка ей не раз выговаривала, а однажды и вовсе прогнала из-за стола, и
