рванул.
Больше ничего особенного, за время перехода до Тулы, не произошло. Слава Богу, под бомбежки они больше не попадали.
Хотя, наверное произошло…
Ночевала группа на сеновале в деревне Федяшево. Найти поесть им так и не удалось. У местных жителей не выпросишь, а просить в Федяшевском детском доме у сирот – они посовестились.
Искупались в пруду- конечно одни мальчишки- вода была холодной, но хотелось отмыться от совхозной грязи, доедали яблоки из своих вещмешков. Яблоки были не сладкие: антоновка, мельба и очень хотелось хлеба.
На сеновал их пустила злая, как Кикимора, бабуленция. Сердито расспрашивала
– Зачем вы в Тулу-то прётесь? Там, поди уже, немцы!
– Нет их там и не будет, наши их не пустят!
– Да, пустое говорить-то. Вон пол-России уже под ними!
– Бабушка вы что – «кулачка»? Вы не верите, что Красная Армия прогонит фашистов? Вы не верите товарищу Сталину и Партии?
– Что? Да у меня два сын на фронте! Агитпроповцы нашлись тут! Сено мне не спалите цигарками!
– Бабушка, мы не курим! Мы комсомольцы и спортсмены!
– Это я уже поняла… Поутру когда пойдёте?
– Как солнце встанет…
– Как пойдёте по «чугунке», так лесом по тропинке держитесь, часто немецкие еропланы летают, бонбы кидають!
– Знаем, уже видели! Недалече от нас рвануло! Его красноармейцы сбили!..
– Знайки-всезнайки говняшные, – бормотала бабулька уходя из сарая.
Вернулась она минут через десять. Развернула серую тряпичку, там была пластиночка сала без единой мясной прожилочки.
– Берите, ешьте уж, оглоеды!
– Никогда не возьмём у пожилого человека последнее! – за всех ответил Севка.
– Да берите, перебьюсь, как смогу!..
Мальчишки в сарае улеглись на сене рядом, Зина чуть в стороне.
– Иди к нам, погреем! Замёрзнешь! – подстёбывал Зину Валерка Смолий:
– мы тебя как вчетвером обоймём!
– Отстаньте, грейте друг друга, дураки!
Вечером не визжали, как истеричные бабы, фашистские бомбардировщики и «чугунку» не бомбили. Дождь закончился. Все вышли подышать из сараюшки, полюбоваться вечерним закатом. Из мрачно-синего неба светило затекало в бардовый окоем зари над лесом. Иногда, за лесом, сверкали рдяно зарницы.
Зина растерянно замерла, глядя на закат и цвет её лица из серого становился розовым. Ушло напряжение с её милого лица. Такой он помнил её по прошлому году. Сейчас она была недоступная и немного странная.
Хотелось взять её за руку и брести по этому огненному лесу, сгребая ботинками сброшенную листву, но что-то не давало этого сделать, возможно эта её детская потерянность и грусть.
Вдруг она заговорила:
– Немцы
