северо-западе; от Вас никто никогда не приходил в Китай. Теперь Вы обратились к нашей цивилизации и прислали посла, представившего в качестве дани произведения Вашей страны. Мы весьма одобряем это. Мы специально награждаем Вас милостивыми подарками и поручаем незамедлительно отпустить с ними Вашего посла. Они выражают наше возвышенное желание всегда милостиво принимать чужестранцев. С благодарностью получив дары, навечно будьте преданы и послушны, чтобы ответить на милость и любовь, выраженную Вам». Характерно, что традиционный дипломатический обмен дарами воспринимался китайской стороной как проявление даннических отношений с новым вассалом – Российским государством.
Тем не менее российское общество не только не спешило признавать духовное превосходство Китая, но даже относилось к нему как к «отсталому» и «застойному». Во многом такое настороженно-пренебрежительное отношение к Китаю определялось в послепетровской России усилением воздействия на россиян западной культуры и европейской политической традиции. Именно российские западники в XIX веке стали самыми яростными и последовательными критиками Китая. Философ Петр Чаадаев писал о «тупой неподвижности Китая», а позднее Виссарион Белинский причислил Китай к странам, которые «коснеют в нравственной неподвижности, непробудным сном спят на лоне матери-природы». Белинский также полагал, что «неподвижность – натура азията». В отличие от западников мыслители-славянофилы пытались глубже понять сущность китайской истории и культуры, стремились объяснить причину непонимания китайской специфики российским обществом. Так, поэт и философ славянофильского направления Алексей Хомяков отмечал: «Для нас китаец несколько смешон. Когда об нем думаем, представляется острая шапочка с кисточками, широкие рукава сумасшедшего, странная кофточка, узенькие глаза, выступающие вперед скулы… Но другое чувство родится в душе того, кто окинет взглядом всю империю». Действительно, как могли «невежественные олухи» основать величайшую цивилизацию, которая на целые столетия пережила многие некогда процветавшие государства?..
Во времена царствования Николая I, чье правление называют «апогеем самодержавия», образ Китая в официальной идеологии уже не имел тех негативных характеристик, как в екатерининскую эпоху. Автор знаменитой монархической триады «Православие, самодержавие, народность» министр народного просвещения граф С. С. Уваров даже выступал с инициативой учреждения в России Азиатской академии, которая стала бы научным центром по изучению Востока. «Россия… опирается на Азию», – считал граф Уваров. Один из идеологов уваровской «теории официальной народности» историк Михаил Погодин писал, что «мы должны обратить все свое внимание на Азию, которую упустили почти совсем из виду, хотя собственно она предназначена нам по преимуществу». Страстным желанием побывать в Китае горел Александр Сергеевич Пушкин, который даже обратился к Николаю I с просьбой
