печаль-кручину сердечную.
Мы читать о злоключеньях
не закончим,
точки нету в заключенье –
многоточье.
4
При чердачном окошечке,
под урчание кошечки,
ночью чёрт почивал измученный,
чмокал губками невезучими.
Вдруг вскочил,
заворчал, забурчал,
шепчет что-то,
уж лучше б молчал.
Чертяка – сила нечистая,
но не очень плечистая.
Ни крошечки, ни корочки, ни булочки
не получил в Мучнистом переулочке.
А в рыночной толчее без харчей
очумеет не только чёрт.
Впрочем, не нам обличенья чинить ведь.
Вот речь досточтимого
(одни недочёты),
ни строчки не вычеркнул сочинитель.
Речь чёрта (устало, медленно, но веско):
«Чернь черна. Чернее ночи.
Чернь отчаянна и хочет
подчиненья, чести, счастья,
чар, починов, обличенья,
почитания, участья,
чистоты, вероученья,
честных чинного молчанья,
балалаечки звучанья,
чеков пачками, наличных
(не червонцев – заграничных).
Хочет чавкать чечевицей,
часто чует, что лечиться
у врачей пора столичных,
что почём – ей безразлично.
Чернь ничтожна?! Но, дичая,
всё ворочает, и случай
черни чёлн не раскачает.
Величава и могуча,
чернь плечами кровоточит,
под бичами чернь не хочет
бычить члены и, рыча,
точит меч и чает час.
Числю я противоречья
чтящих челядь беспричинно,
под речами, под картечью,
доброчтивых, благочинных,
первачом разгорячённых,
причитающих, везучих,
чудных, чуждых, удручённых,
неудачливых, колючих.
По кочевьям при лучинах,
средь лачуг, чуланов, чумов
точит чёрный червь кручины
тех, что чают счастья, чуда.
Почервлённой черпай чашей
из чанов печали вечной…
Печенеги ли, кочуя,
Чингисхан, бренча мечами,
или полчища Кучума
ту печаль в чаду зачали?
Обличают, впрочем, чёрта,
чьи бесчисленны причуды.
А Ильич ожесточённый?
Паралич, почти не чую
черни чёрного начала.
Ах! О чём, о чём кричу я!
Что зачато, то зачато.
Человеки пусть врачуют
человека.
