Уходящая направо обочина. Обочина? Поворачиваю голову вперёд и вижу яркий свет фар перед лобовым стеклом, параллельно с чем звучит громкий, как паровозный, гудок фуры…
***********
Какой у вас самый яркий момент из детства? Мой яркий момент и моё место силы – это, как ни странно, наш сад. Дедушка ещё был жив, мне тогда было семь лет и я очень любил лежать на веранде второго этажа, греться на солнце. Это было лето, как сейчас помню. Середина недели. Народу на ближайших участках не так много. Дедушка рубил дрова, чтобы затопить баню, а я валялся, закинув руки за голову и смотрел на чистое голубое небо, по которому пробегали редкие перистые облака.
Тук тук тук. Звучит топор снизу.
Где-то вдалеке лают собаки. На яблоню рядом с домом села пара птиц и завела свои трели. С соседского радио доносятся отголоски давно забытой советской песни. Тихо дует ветер, колышет листья на яблонях и мои беспорядочно отросшие волосы. И кроме этого – тишина. Это звуки жизни. Звуки мира. Как же мне этого не хватало последние…двадцать три года!
Тук тук тук.
Гармония. Вот что такое гармония и сила. У каждого человека должно быть такое место счастья. Солнце припекает, сильно припекает. И мне, как и всем рыжим нужно либо спрятаться, либо уже перевернуться на живот, чтобы не сгореть.
Тук тук тук.
Дедуш, ты ещё не нарубил дров?
Тук тук тук.
Да сколько можно рубить?
Бум бум бум.
– Михал Олегыч! Михал Олегыч! С вами всё в порядке?
Бум бум бум.
Небо темнеет, облака исчезают. Вместо них появляются две луны, две ярких, слепящих глаза луны. Пропадают все звуки кроме стука, перерастающего в паровозный гудок и мир закручивается в воронку, засасывающую всё пространство вокруг внутрь себя.
Наступает абсолютная тьма.
Тьма и тишина, сквозь которую упорно доносится, – Михал Олегыч!
-2-
– Михал Олегыч! Михал Олегыч! – громкий стук в дверь набатом прозвучал в моей и без того гудящей голове. А вместе с настойчивым мужским голосом буквально выдернул из состояния беспамятства. Нет сада, нет такси, нет деда, есть только я и темнота.
Где я? Ничего не понимаю. Но лежу. Мягко. Тепло.
Кое-как удалось открыть глаза. Уставился в потолок. Голова квадратная, трещит, будто всю ночь ей об стену бился. Руки почти не слушаются. Хочу нащупать часы на тумбочке, посмотреть время, а рука затекла и лежит рядом с телом безвольной сосиской. И опять эта мягкость и воздушность подо мной. Огляделся – большая кровать. Я бы даже назвал это полигоном. Учитывая, что последние несколько месяцев дома сплю на жёстком полу для укрепления спины, это уже странно. Быстро сжимаю-разжимаю кулак, гоняю кровь, вроде становится лучше. Вытягиваю руку за часами… Стоп, а где часы? А тумбочка где? И что с потолком, чёрт возьми?
– Михал Олегыч, с вами всё в порядке? – да уймись ты уже, проникающий в самую душу голос! Так, потолок. Определённо, у меня дома он был пониже, и не было на нём такой причудливой люстры. Ну и кровать. Слишком мягкая,
