наивности все рассказал?
Ей не было страшно. Ей, Анастасии Каменской, ничто и никто не угрожает. Ей ясно, недвусмысленно дали понять, что ее подопечный сунулся куда-то не туда, и следует провести с ним разъяснительную беседу, дабы уберечь юное дарование от дальнейших неосмотрительных шагов, вот и все. Ладно, беседу она проведет, ей нетрудно.
Оказавшись дома, Настя сняла мокрые насквозь джинсы, закуталась в длинный халат, подвернула рукава повыше, до самого локтя, повязала сверху передник и принялась мыть и резать кубиками овощи. Соблазн немедленно позвонить Петру она легко преодолела. Какой смысл в воспитательных беседах, проводимых по телефону в десять вечера? Полный ноль эффекта. Пусть мальчик выспится, отдохнет, на свежую голову оно всегда лучше. Надо только не забыть завтра утром написать ему эсэмэс, чтобы пиццу не покупал. Конечно, в том случае, если Настя не наделает ошибок и задуманное блюдо получится достойным. Но это станет понятно только часа через полтора.
Встреча с адвокатом Елисеевым обескуражила Петра. Если с самого утра до назначенного времени визита журналист пребывал в радостном возбуждении, предвкушая ожившую сцену под названием «Рассказы старого адвоката», в ходе которых откроются самые тайные тайны и самые секретные секреты, то теперь, вернувшись в свою квартиру, он недоумевал: отчего он был так уверен, что разговор с Елисеевым станет прорывом в его расследовании?
Елисеев оказался болезненно тучным, килограммов под 200, немолодым мужчиной, с сильно отекшими кистями рук и очень толстыми пальцами. Петр сразу понял, что с клавиатурой компьютера он не справляется, поэтому и пользуется услугами помощников, которых в случае надобности консультирует устно. На столе рядом со смартфоном Петр заметил стилус. Ну понятно, на экране смартфона все еще мельче, куда уж ему попасть в нужную строчку или букву.
Адвокат передвигался медленно, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, смотрел хмуро, лицо его было недовольным. Конечно, трудно выглядеть радостным и быть приветливым, когда столько болезней и столько избыточного жира.
– Если ты, мальчик, надеешься, что я сейчас расскажу тебе что-то интересное, то зря, – злорадно произнес Елисеев.
– Но вы же согласились на встречу, разрешили мне приехать к вам, значит, вам есть что вспомнить, – робко возразил Петр, все еще не терявший надежды.
– Да мне просто скучно!
Смех адвоката прозвучал неприятно и как-то жирно.
– Ты же видишь, я болею, сижу дома уже давно, в судах выступать не могу, в консультации сидеть тоже не могу. Вот обзавелся пацанами-стажерами, они мне сайт сделали, вопросы принимают, ответы пишут под мою диктовку. Скучно. И денег мало. А тут ты нарисовался: новое лицо, свободные уши, дай, думаю, попользуюсь забесплатно, коль есть возможность. А ты небось губы раскатал, ждешь, что я тебе сейчас на Пулитцеровскую премию наговорю? Не жди, мальчик. Дела я не знал, хотя самого Андрюшу Сокольникова помню. Был у меня на побегушках, возил
