лись, когда работали вместе в каком-то показе, и, поскольку сидели у стилистов рядом, трепались весь вечер о какой-то чепухе. Сцепились, что называется, языками, обменялись телефонами, но после той работы больше так и не созванивались, хотя собирались – и сёрф, и пляжи, и Коэльо, и Борхерт, и столько еще было всего интересного, что не успели обсудить… но закрутились в буднях.
У меня тогда была влюбленность в прекрасно-итальянскую бразильянку Каролину, и я старался проводить с ней столько времени, сколько получится выделить из своей работы, лишь бы очаровать, обаять – и заодно покусать любого, кто захочет эту девушку у меня умыкнуть.
Прошло около полугода, и перед самым «мертвым сезоном» у меня наступил кризис: больше двух месяцев я сидел без работы, и начинал потихоньку сходить с ума, потому как в нашей профессии самое главное – не пропадать из вида, мелькать, мозолить глаза. И вдруг – вот такой казус…
Впереди маячили каникулы, когда модельный мир в Бразилии затихает и празднует Рождество, и я начал впадать в депрессию: другие мои знакомые успешно работали, а я просиживал штаны дома в самый финал сезона, и никто мне с предложениями не звонил и не писал; моя и без того небольшая уверенность в себе окончательно таяла и исчезала, характер начал портиться, и я уже в красках представлял себе, как иду искать работу уборщика в больницу неподалеку: мою полы и сортиры, выношу мусор и переворачиваю лежачих больных.
Картинка получалась живая и правдоподобная, от нее подергивался левый глазик, но каникулы приближались, почта по-прежнему была пуста, в телефоне пиликали только приглашения друзей на гриль, и я начал потихоньку присматриваться к швабре на предмет привыкания к новому орудию труда.
Итальянская девушка Каролина предпочитала посещать вечеринки без меня, поскольку мой кислый вид портил ей и аппетит, и настроение, и я сидел дома один, злясь сразу на весь мир, и нервничая от отсутствия перспектив.
В какой-то момент и на гриль приглашения поступать перестали, ибо моя Каролина всем эмоционально рассказывала, в какой непроходимой и черной депрессии я нахожусь, и зови меня, не зови – все равно никуда не соглашусь вылезти.
И вот как раз в тот момент, когда мое отчаяние достигло критической отметки, он, тогда-еще-совсем-не-Бубзиг, мне и позвонил.
– Слушай, – сказал он без всяких приветствий, хотя мы ни разу не общались больше с того совместного показа, – я слышал, ты там весь в тоске. В чем дело?
Мне было очень стыдно признаваться в отсутствии работы – мужчины ведь больше всего на свете боятся выглядеть слабаками и неудачниками, поэтому я что-то невразумительно промычал про погоду, природу, и паршивое настроение от нестабильного индекса Доу Джонса на мировых рынках.
– Аааа, – протянул он, – вот оно в чем дело. Это ты прав, конечно; биржи давно уже лихорадит. Я чего звоню-то… мне тут предложили один интересный проект. Но со второй моделью, с которой я должен сниматься, у меня серьезный конфликт, поэтому я хочу попробовать предложить его заменить на другую кандидатуру. На твою. Ты как на это смотришь? Свободен сейчас? Организаторы вроде не против. Шесть съемочных дней, начало декабря. Сможешь?
Тогда у меня аж дыхание перехватило, ибо это было сродни чуду: не просто работа, а еще и в проекте, в котором участвует ТАКАЯ модель! Это ж автоматический плюс в мое портфолио, даже если проект никогда не увидит свет!
Это только потом, через пару недель, уже отснявшись, я узнал, что он был в курсе причины моей депрессии, и прекрасно знал, что я свободен и с удовольствием соглашусь на любой проект, но старательно изображал полную неосведомленность. И только потом мне рассказали, что он позвонил прямо с вечеринки, на которой итальянская девушка Каролина в ролях весело изобразила, как я нервно хватаюсь за телефон, и потом просиживаю весь день нечесаный, хмурый и небритый. Все смеялись, а он хмыкнул – и вышел в другую комнату.
Звонить.
И позвонил.
Разумеется, я согласился работать, и эти шесть съемочных дней действительно были замечательными – мы с ним сработались с первого кадра.
А потом, как водится, по окончании работы, организаторы устроили прощальную вечеринку. Ничего особенного – просто вся команда весело празднует завершение съемок, вино, пиво, гриль и всякое такое прочее прямо на студии.
Бразильцы – веселый народ. Им скучно просто есть, пить и общаться. В тот раз кто-то придумал играть в фанты, и взрослые дяди и тети, дружно ржа, тянули фанты и изображали зайчиков, пели песни, кукарекали петухами на столе и прочие детские шалости.
А мне выпал фант – танцевать бачату. Запустив руку во вторую коробку, чтобы выбрать себе имя партнерши, я под общее улюлюканье и смех вытащил имя – ага, его, тогда-еще-не-Бубзига. Умирая со смеху, мы вышли в центр комнаты, приняли исходное положение – и нам включили музыку.
Дальше стоило бы написать, что я ничего
