style="font-size:15px;"> В это время «Киевлянин» издавал известный профессор Шульгин. Он, как ученый, ничем не выделился, но, как профессор, он был одним из очень талантливых лекторов. Лекции его (он читал всеобщую историю) были превосходны как в университете, так и в других учебных заведениях. И вот одна институтка, только что окончившая курс в этом учреждении, очень красивая (фамилию ее не помню), до того в него влюбилась, что сама его просила, чтобы он на ней женился. Шульгин женился на ней; в это время, можно сказать, он был стариком, а она совершенно девочкою. Но, конечно, это увлечение как к профессору и лектору прошло, когда она сделалась его женою и узнала тайны жизни.
Пихно был корреспондентом «Киевлянина» и очень способным корреспондентом. После смерти Шульгина остались дочь (старшая) и сын. Сын Шульгина ныне состоит членом Государственной Думы.
Пихно в это время много уже лет был профессором в Киевском университете и редактором «Киевлянина». В профессора его выдвинул Николай Христианович Бунге, бывший ректор Киевского университета, а потом министр финансов. Пихно был из числа тех учеников Бунге, к которым он благоволил. Произошло это потому, что Бунге был товарищем Шульгина, они были очень близки между собою, и так как Пихно был любимцем м-м Шульгиной и занимался постоянно в редакции «Киевлянина», то, очевидно, Шульгин оказывал протекцию Пихно у Бунге.
Бунге в то время считался очень либеральным министром и находился в несогласии с Константином Петровичем Победоносцевым, который был представителем крайнего консервативного направления. Бунге привлек к себе из Киева, кроме Пихно, еще и Картавцева, который и сделался управляющим дворянским и крестьянским банками.
Когда я приехал в Киев, Пихно уже издавал и редактировал «Киевлянина», и так как он был ученик Бунге и находился в известных отношениях с Шульгиным, то газета эта велась в довольно либеральном направлении, в особенности с тех пор, как сам Пихно начал вести ее.
Пихно держался довольно либерального направления и часто нападал на железнодорожную политику в России вообще и на Юго-Западные дороги в частности. Мы не сходились с ним и в финансовых вопросах; он держался и в финансах направления более либерального, а я более консервативного.
Все это, вместе взятое, вынудило меня принять участие в основании газеты (в Киеве) «Киевское слово».
Когда я переехал в Петербург, то я с Пихно несколько лет совсем не встречался. Встретился я с ним, когда было образовано Высочайше утвержденное сельскохозяйственное совещание, в котором я был председателем.
Затем, когда в 1905 году вспыхнула так называемая наша революция, то Пихно сразу, как сумасшедший, ринулся на правую сторону и, сделавшись адептом Союза русского народа, начал проповедывать самые крайние реакционные мысли в «Киевлянине». Так что мы тогда переменились с ним ролями: я приблизительно остался тех же самых политических идей, каким был раньше, когда я жил в Киеве, т. е.
