сделал паузу, пытаясь определить, нравится ли мужикам то, что он говорит. Но худые, выдубленные ветрами лица крестьян не выражали, казалось, абсолютно ничего. Можно было подумать, что они не понимают незнакомца, хоть тот и говорил на их родном языке, смешанном с понятными мужикам польскими словами. Разве что молодой кашевар выглядел настороженным, но эта настороженность скорее была вызвана тем, что он только что попробовал свою юшку.
– Это ты пану нашему рассказывай. А нам что Россия, что Польша, что Неметчина – все одно мы подневольные.
– Не все одно, пан Василь! Наполеон всем даст волю. Везде давал! Бесплатно, как сейчас, никто вас работать не заставит!
В ответ мужики вдруг опять поснимали шапки, и художник услышал, что за его спиной кто-то насмешливо сказал по-русски:
– Что же ты, мужик? Опомниться не можешь, что паном тебя назвали? Надо не слушать его, а вязать.
Художник, сказав «позвольте!», обернулся. Перед ним стоял высокий молодой человек в сверкающих сапогах, в дорогой белой рубашке с расстегнутым воротником, смуглый, с въедливыми наглыми глазами покорителя женских сердец и добродушной ямкой на широком подбородке. Словно хлыстом, он играл веточкой рябины. Его внушительной величины ноздри весело раздувались.
– Позвольте, – сказал художник, – какое вы имеете право говорить обо мне с таким пренебрежением?
Его глаза перестали бегать и изобразили неподдельное возмущение.
– А какое вы имеете право подстрекать крестьян к бунту?
– Я никого не подстрекал! Вы придумываете что-то несуразное!
– Я все слышал, вы просто несколько увлеклись и не заметили, как я присоединился к вашим слушателям, которые должны были связать вас и сдать военным властям.
– Я просто рассказывал этим людям, что в других странах подобный труд оплачивается.
– Полно! Эти люди могут повторить ваши слова. И вообще, что вы делаете здесь, на строительстве военных сооружений? Ну-ка, предъявите ваш этюдник! Ага… Так и есть! Вы зарисовали все: и редуты, и мост, и ретраншементы!
– Какая чушь! Это пейзаж!
– Об этом мы с вами поспорим в ином месте. Прошу вас! – выражение лица высокого молодого человека вдруг стало чрезвычайно строгим.
– Позвольте, но я художник, моя фамилия Зыбицкий, я австрийский подданный, я имею диплом, подорожную…
– Будьте любезны.
– Извольте…
Пока важный незнакомец вертел в руках документы австрийского подданного, тот продолжал оправдываться:
– Несколько дней назад я был в Вильно и получил заказы от некоторых местных помещиков. Я сейчас направляюсь к ним писать портреты. Это может подтвердить, например, господин Сакович, который ждет меня у себя сегодня. Вполне естественно для художника остановиться в столь живописном месте и сделать наброски…
– Господин Сакович, вы говорите? – переспросил незнакомец, переставший
