Екатеринодара, брошенные на земельных делянках, сухие кукурузные бодылья.
Почти втечение двух лет пребывания на Юго-Западном фронте Петр Корнеевич Богацков немало горюшка хлебнул и лиха хватанул по самые ноздри. Вдоволь покормил он вшей своей кровью и только там понял, почем фунт лиха.
Невольно вспомнил он, как первый месяц боевых действий на фронте многовато полегло таких, как он, слепых котят. Петра Корнеевича Бог миловал, потому что он денно и нощно молил его, и все обошлось. После легкого ранения попал он в полевой лазарет и целый месяц провалялся там на вонючем деревянном топчане, который пропах карболкой. Там ему один раненый ветврач, сосед по топчану, которого величали Изей Соломоновичем, открыл глаза, за кого они, кубанские казаки, не жалея живота своего здесь на фронте из кожи лезут и кровь проливают. Какие-то смешанные и не совсем понятные чувства сейчас овладели Петром Корнеевичем. Чувствовалось, что чахоточный прочно и надолго заронил в его душу негодующее чувство вопиющей несправедливости.
Казалось бы, все невзгоды перенес Петр Корнеевич мужественно и стойко, как и полагалось настоящему кубанскому казаку, но перед Екатеринодаром на него накатило. За два года войны надоели придирки своих офицеров. До тошноты натерпелся издевательских унижений и от другого осточертевшего полкового начальства. Не с руки ему с ними стало в Кавнарском кавалерийском полку. Хватит! Эта занозистая и неотступная мыслишка засела и сверлила его голову уже давненько. И решил он наконец обозначить свою четкую гражданскую принадлежность, о которой в свое время не один раз напоминал и долго вдалбливал ему в замороченную голову в полевом лазарете его наставник Изя Соломонович. После этих проклятых наставлений ум у Петра Корнеевича совсем расступился. Теперь он
А здесь Петру Корнеевичу как раз и представился удобный случай, чтобы осуществить давно задуманное мероприятие и покончить со всеми своими сомнениями.
Среди ночи, во время одной из вылазок в тыл врага, Петр Корнеевич бросил свой Кавнарский кавалерийский полк на произвол судьбы и с необыкновенной легкостью переметнулся на сторону красных, чтобы, как ему казалось, изменить вокруг себя несправедливую и опостылевшую жизнь к лучшему. Возле близлежащей станицы, около Екатеринодара Петр Корнеевич, нанизывая в душе одну нелепую мысль на другую, остановил коня и не без содрагания в теле посмотрел в бездонное небо. Вдруг ему сделалось так страшно, что он уже хотел повернуть назад, к своим. Его конь нетерпеливо фыркал, вроде бы поторапливал своего нерешительного хозяина-семидума, чтобы тот побыстрее сделал свой выбор или выбросил из головы свои намерения о предательстве, как дурь несусветную. Тогда пружинисто оттолкнулся он от земли и очутился в седле, сглотнул комок слюны, подступивший к горлу, пришпорил коняпод бока шенкелями и, отпустив повода, все-таки, как умалишенный, направился к намеченной цели.
Совсем потерял молодой казак свою забубенную головушку и, как азартный картежный игрок,
