фельдфебеля и перевязали его. Прошло немало времени, прежде чем он сбивчиво смог поведать о своих злоключениях.
Оказалось, что в десяти километрах от нас в вечерних сумерках их головная машина на просеке подорвалась на мине. Остальные машины подъехали поближе и остановились, чтобы оказать помощь. Однако в этот момент со всех сторон зазвучали выстрелы. Многие машины загорелись, а некоторые, с боеприпасами, стали взрываться. Бежать было некуда, и возникла паника. Воспользовавшись этим, из-за деревьев выскочили партизаны и принялись колоть штыками всех, кто еще мог шевелиться. Раненного в руку фельдфебеля сильно ударили по голове, и он рухнул как подкошенный.
Несколько часов бедняга пролежал без сознания, а когда пришел в себя, в поисках выживших стал переползать от одной разбитой машины к другой. Все было тщетно – кругом лежали одни убитые. Внезапно из коляски одного мотоцикла послышался стон, исходивший от тяжелораненого штабного писаря. От него фельдфебель узнал, что, когда тот на короткое время очнулся, он увидел, как партизаны удалялись в южном направлении. Их было человек шестьдесят, может быть семьдесят. С собой они утащили нескольких пленных – каптенармуса и двоих служивших у нас местных жителей.
– Для них было бы лучше, если бы их убило сразу, – прошептал писарь и умер.
С большим трудом фельдфебелю удалось завести мотоцикл и доехать до нас.
Настроение моих парней трудно передать. Они неделями сражались на передовой по уши в дерьме и были не прочь отдохнуть. Однако от рассказа фельдфебеля их охватила такая ярость, что всех буквально трясло. Ими овладела жажда мести. Поэтому, когда я доложил о происшедшем в батальон и получил приказ на проведение операции по ликвидации партизан, все как один вызвались принять ней участие.
Вскоре в мое распоряжение прибыло специальное подразделение, специализировавшееся на борьбе с партизанами. Оно состояло из группы весьма странных и каких-то диких личностей в количестве шестидесяти человек смешанного национального состава – нескольких младших командиров из числа немцев и рядовых, в основном латышей и русских, умевших хорошо ориентироваться в лесистой местности. Предводителем у них был угрожающе выглядевший гауптман полиции, который с ухмылкой заявил, что за плечами подчиненных ему «урок» насчитывалось не менее пятисот лет тюремного заключения.
Операция оказалась просто ужасной, и следует признать, что, несмотря на дикий вид этой шайки матерых преступников, без них она закончилась бы для нас полной катастрофой. С их помощью нам при минимальных потерях удалось обнаружить и ликвидировать лагерь партизан. Были найдены и зверски изуродованные тела взятых ими в плен каптенармуса и двоих местных жителей. Я не хотел бы испытать что-либо подобное еще раз, господа».
Когда сапер закончил свое повествование, мы были потрясены, и в купе на долгое время воцарилось молчание.
– Интересно, почему попавших к нам в плен партизан не считают военнопленными? – наконец нарушил я гнетущую тишину.
