в противоположном конце комнаты.
– Да, ваша милость, – камеристка сделала книксен, взяла канделябр и отнесла в чуланчик.
Зайдя в клозет, Лена плотно закрыла дверь, задрала ночную сорочку, уселась на стульчак и задумалась.
Каким-то образом её сознание оказалось в теле фаворитки императора Николая Первого… Ах, да, кольцо. Она вытянула ладонь; в колышущемся свете свечей кольцо загадочно мерцало на указательном пальце правой руки. Жгучее желание снять и забросить кольцо куда подальше было быстро подавлено. Мало ли к чему это приведет. Она может оказаться где-нибудь в первобытной пещере, а не в Зимнем Дворце в январе 1855 года.
Да, сегодня – 9 января 1855 года. Это знала Нелидова, и знала она, Балашова. Она обладала как знаниями и опытом Нелидовой, так и своими знаниями начала 21 века. А что, собственно, она знает об этом времени? Только то, что учила в школе и меде. Из школьного учебника истории Балашова помнила, что Николай Первый жестоко подавил восстание декабристов, его звали Палкиным, потому что широко применялись наказания шпицрутенами. Из памяти Нелидовой перед её глазами стали всплывать сцены.
Сцена 1
– Heute vor genau zwanzig Jahren fand der Aufstand auf dem Platz vor Senat in Sankt Petersburg statt, – говорил Николай Первый, обращаясь к супруге, Александре Фёдоровне, 14 декабря 1845 года. Прусская принцесса, дочь короля Фридриха Вильгельма III, хотя и жила в России уже 28 лет, до сих пор плохо говорила по-русски.
В этот день, – двадцатилетия событий на Сенатской площади, которые позднее получили название "восстания декабристов", – в гостиной императрицы в узком семейном кругу собрались непосредственные участники тех событий.
– Mit Schaudern erinnere ich mich an diesen Tag, Euer Majestät, – отвечала императрица; в её выразительных, больших, глубоко посаженных глазах отразилось страдание.
– Как бы ни был он ужасен, мы должны о нём помнить: ведь и дальше могут найтись такие, кто под предлогом блага России поднимут бунт и умертвят множество людей лишь бы установить свою власть, – отвечал император на русском. Именно он сделал русский язык обязательным для делопроизводства и требовал, чтобы на нём говорили при дворе, делая, впрочем, исключение для своей супруги.
– Эти благодетели России и русского языка-то не знали, – с презрением заметил Великий Князь Михаил Павлович, младший брат императора. – Следственной комиссии, в которой я состоял, пришлось приставлять к ним переводчиков, чтобы они могли написать показания.
– Но если прошло уже двадцать лет, может быть можно проявить милосердие? – заметил цесаревич.
Император внимательно посмотрел на наследника. Ростом тот вышел в отца, а чертами лица и характером напоминал мать. "Слишком мягок, – подумал Николай, – нерешителен. Как же он после меня будет служить России?" Под внимательным взглядом отца цесаревич смутился и покраснел, опустив глаза.
– Запомни, Александр, – сказал вслух император, – превыше всего долг перед Отечеством. И мой и твой долг – защищать
