Зиночка!..
Так продолжалось несколько раз, пока из зала не послышалось:
– Либо говори, либо прекращай истерику.
– Кто смеет прерывать артиста?! – баском прокатилось по залу. – Я прощаюсь с ней! Слышу ее ласковый голос: работай, Содомский, создавай образы-шедевры. Ты можешь! Зинульчик! Что за актрисищей ты была! Конечно, не Ермолова, не Стрепетова, не Грета Гарбо. Но для нашего тетра сойдет… то есть для нашего театра ты звездила. А театр наш – это… по правде говоря – говно собачье. И режиссер никудышный.
– Что? Как вы смеете?! – вскочил Никита Никодимович.
– Ругается! Тьфу на тебя! Кто это только придумал: в «Бесприданнице» Лариса показывает зрителям голый зад. Это тебе что… бордель во Франции?
– Это новые веяния в режиссуре, – завизжал режиссер.
– Скоро весь мир будет смотреть только секс! Секс станет культом, символом, средством заманивания зрителя в зал. Мы утрем нос Советам. Мейерхольд (известный представитель авангардного искусства. – прим. авт.) помрет от зависти.
– Понимает, – довольно захохотал Содомский. – А раз так, то следовало бы идти до конца. Лариса не только зад показывает, но и кое-что еще. И я бы посмотрел на голую Зинку. Упокой ее душу, Господи!.. Тогда бы я сказал: молодец, Никита Никодимович! Так держать!
– Начал за упокой, а кончил за здравие, – послышались голоса.
– А вот вы, други, задумывались над судьбой нашего театра?.. Сейчас водички хлебну, то в горле пересохло.
Он достал миниатюрный штофчик, отхлебнул из горлышка. Горчаков засомневался, что там вода.
– Так о чем-то бишь я?..
– О судьбе театра.
– Судьба моя, судьба – злодейка, – вдруг запел Содомский. – Я не уверен, что Ксюшка Прохоренко так же здорово сыграет Ларису. Масштаб не тот! У Зины зад был круглый, а у этой – плоский. И грудь воробьиная, не аппетитная.
– А я не собираюсь показывать ни зад, ни грудь! – с грохотом вскочила Прохоренко. – У меня есть талант.
– На одном таланте далеко не уедешь, – вздохнул Никита Никодимович. – Современному зрителю на это плевать.
– Пусть плюется! А я раздеваться все равно не стану. Давай, Содомский, снимай сам с себя штаны. Вот хохоту будет. Аншлаг обеспечен.
– Я дворянин, – напомнил Содомский.
– А дворяне штанов не снимают? – язвительно вопрошала Прохоренко.
– Дамы и господа, давайте не ссорится, – умоляюще произнес Степанов. – Мы поминаем безвременно почившую коллегу. Кто еще хочет сказать?
– Так я не закончил, – обиделся Содомский.
– Вы уже достаточно всего наговорили, господин Содомский. Дадим слово многолетнему партнеру Зинаиды Петровны Илье Сидоровичу. Прошу, господин Лапин.
Содомский было возмутился, но потом махнул рукой. На сцену поднялся Лапин, манерный, постоянно поправляющий прическу.
«Тот самый Лапин!»
