ной издательской системе Ridero
Конёк
Дедушка мой, стучась кулаком в мою голову, нередко сулил:
– Примешь эстафету! Сядешь, брындахлюст, на моего коня!
Легко представить, как изнеможённый дед подводит могучего коня, с которым ему уже не совладать. Я запрыгиваю, будто во сне, на широкую спину и – по лесам, полям, горам – неведомо куда…
– Погоди! – останавливает. – Определим маршрут.
И рыжий конь сереет подо мной. Эдак мышеет – в масти и стати.
Да и нет, честно говоря, никакого коня у дедушки. Так, коньки-конёчки. Иначе – охота до разных бестолковых дел.
А всё же, признаюсь, за что ни возьмётся, всё у него ловко увязывается и споро бежит. Вроде резвого конька-горбунка. И главное – по маршруту.
Словом, любое дело у моего деда – конёк. Дел по горло и, выходит, коньков – целый табун.
Некоторыми он особо гордится. Например, кактусами, которые внеурочно цветут, мутируют и плодоносят.
– А ведь и я был маленьким балбесом! – замечает дед. – Но вовремя! – вздымает палец. – Принял эстафету от старших!
Кое-как, с натяжкой, можно представить деда малолетним. Но балбесом?!
– Учись, учись, брындахлюст, на ошибках, пока я жив, – говорит он, чуть грустнея.
И рассказывает упоённо о той счастливой поре. Это, пожалуй, его конёк-любимчик – поведать об изжитых просчётах и оплошках. Иной раз, кажется, приписывает себе и чужие для общей убедительности – всё, мол, по силам превзойти и одолеть!
Так, например, неожиданно выясняется, что когда-то юный дед работал в геологической партии, в песках Кызылкум.
И понадобилось однажды, не дожидаясь машины, сходить в соседний посёлок за какой-то нуждой.
Кругом был тихий-тихий безветренный песок и смирные кустики верблюжьей колючки. Дед шёл себе и шёл, полагая, что ноги выведут. А ноги рассудили иначе – попросту увели незнамо куда.
Обычная история. Всегда одна нога пошустрее, опережает другую. А дед тогда, увы! ещё не знал, у какой ноги, какой характер, – и долго петлял по пустыне.
В конце концов, увидал три пальмы и водокачку, где чёрный паровоз заправлялся водой, и понял, что заблудился. Отчаявшись, пополз на четвереньках. И вероятно, руки уравняли ноги. Путь выпрямился, хотя к тому времени был так ужасно искривлён, что дед выполз обратно к палаточному лагерю.
– Понавязал узлов, брындахлюст? – встретил его строгий начальник экспедиции, нехотя собиравший людей на поиски.
– Ничего я не вязал! – буркнул разгорячённый песками дедушка.
Он стыдился неразумности ног и возвращения на четвереньках. И не подозревал, что «связать узел» означает просто заблудиться, вернуться, напетляв, на прежнее место. К тому же его сильно задел этот неведомый «брындахлюст».
На другой день прилетел «кукурузник» для аэрофотосъёмки. И дед вдруг понял, что его место, конечно, в небе, а не в песках. Когда самолёт набрал высоту, он увидел весь свой причудливый путь, сохранившийся посреди барханов и неприметной верблюжьей колючки.
– Коровий узел! – крикнул пилот.
Дед было снова обиделся. А пилот достал верёвку и накрутил из неё нечто, очень похожее плетением на след в пустыне.
– Коровьим привязываю авион к столбу! – орал он в ухо, – На случай песчаной бури! Простой узел! Вот если б ты, брындахлюст, по «бараньей ноге» петлял, остались бы от тебя рожки да ножки…
Юный дед был поражён.
«Наверное, так уж устроен человек, – якобы подумал тогда. – Вяжет узлы там и сям, когда надо, когда нет. И не умеет распутать. А надо бы знать всю возможную кривизну и загогулины!»…
С тех-то пор он и охотился за узлами. В доме его с потолка и дверных притолок, с лампочек и со множества специальных гвоздей свисают верёвки, облепленные узлами, как гнёздами каких-то насекомых. Наверное, их тысячи. И у каждого своё название. И каждому будто бы своё назначение. Дед, конечно, все выучил наизусть.
Узлы курьерские и бурлацкие, мельничные и пожарные, пиратские и боцманские, скорняжные и охотничьи. Можно отыскать акулий узел и щучий, змеиный и верблюжий, устричный и черепаший. Есть даже родильный, которым пупки завязывают.
А на почётном месте в красном углу – «мартышкина цепочка», «кошачья лапа», «травяная петля» и «мокрый полуштык». Не говоря уж о «бараньей ноге» и коровьем, с которого началось всё это узловое безумие.
– Да
