Опять по составам лазила! Тетя Фая видела тебя, не отвертишься! Получай, тварюга! У всех дети, как дети, а у нас обезьяна бешеная!
Полотенце хлестнуло меня по уху.
– Пап! Перестань! Ну, пап… ― ныла я, усиленно пытаясь держать максимальную дистанцию в полкруга.
На безопасном расстоянии от места боевых действий стояли мама, Олька, Катька и Славик. Мама смотрела на нашу гонку с испугом; непонятно было, кого ей жалко больше ― себя, отца, меня или фамильную вазу, красующуюся на журнальном столике прямо в эпицентре катастрофы. Сестры и брат наблюдали с любопытством ― подобные войны происходили в доме постоянно во время моих каникул. Иногда младшие даже делали ставки ― удастся ли их полоумной старшей сестре смыться? Сколько тумаков ей достанется в этот раз?
Снова хлест полотенца, ― и висящий на стене портрет любимого дедушки завалился набок.
– Вот чертовка! Даже дедушке из-за тебя страдать приходится на том свете! ― Отец подлетел к стене и поправил портрет, тем самым дав мне короткую передышку. ― Шельма! Дедушку бы постеснялась! Он от стыда вон, какой сердитый!
Я мельком глянула на портрет. Хм, с отцом я не согласна, на секунду мне показалось, что дедушка, который, по рассказам родителей, в молодости был тот еще бунтарь, улыбнулся и поднял большой палец. Я протерла глаза и вновь посмотрела на портрет ― нет, ерунда… Дедушка нейтрально смотрел куда-то вдаль.
А гонки продолжались. Топот, хлест полотенца, хихиканье сестер и братишки и испуганные возгласы матери.
– За что нам такое несчастье? ― кричал отец. ― Уважаемая семья! Кормим, поим, учим, чтобы дочь человеком стала! А она самоубиться вздумала! Либо инвалидом стать! Мало с матерью тратим на тебя, да? Хочешь, чтобы мы и больницам безумные деньги отдавали за то, чтобы твои порубленные кусочки вместе сшить?
– Папа, перестань! Ну паап…
– Распоясалась! Избаловали козявку!
– Это моя жизнь! Что хочу, то и делаю!
Полотенце свистело совсем рядом, иногда попадало по ногам и плечам, обжигая кожу. Еще один хлест ― и фамильная ваза, слетев со столика, разбилась вдребезги. Гонки остановились. Вся семья растерянно смотрела на осколки.
Отец устало плюхнулся на диван и что-то пробурчал себе под нос. Мама стала собирать остатки вазы. Сестры и брат, увидев, что на сегодня шоу окончилось, вернулись к своим делам. Я ушла в комнату, потирая ушибленные места.
На кровати я закуталась в одеяло и отвернулась к стене. Но почему? Почему они не оставят меня в покое? Они не имеют права отбирать у меня мой досуг! Я вольна сама распоряжаться своим свободным временем! Мало того, что они это запрещают, так еще и полотенцем от них достается…
То, что я чувствовала после папиной взбучки, опять было подобно взрыву вулкана. Вообще-то так я реагировала даже на малейший раздражитель. Моя жизнь в пансионе была размеренной, там мало что происходило.
