ты слышишь меня?
Она пошевелила губами. Они были сухими, шершавый язык потерся о них. Она сглотнула. Глотать было очень больно, почти невозможно. Но в простреленной груди ни боли, ни тяжести не было.
– Да, – прошептала она и почувствовала, что в правой ноздре у нее трубка.
– Милая, ты жива, – улыбнулся Василий.
– Да, – скорбно согласилась она.
– Чудо. Пуля не задела ни сердца, ни позвоночника, ни пищевода, никаких внутренних органов! – голос Василия задрожал от радости. – Чудо, Катюша! Чудо, радость моя!
Она смотрела на его осунувшееся бородатое лицо. Это тусклое, изможденное, обсосанное земной жизнью лицо обещало всю ту же серую, ограниченную, убогую, знакомую до тошноты земную жизнь.
– Наклонись, – прошептала Сотникова.
– Вам нельзя много разговаривать, – предупредил врач и отошел к соседней больной, лежащей с закрытыми глазами под капельницей и с такой же кислородной трубкой в носу.
Василий приблизил свое лицо, отчего оно стало для нее еще невыносимей. Каждая морщина этого лица, каждый волос в бороде, казалось, говорил ей: «Это наша жизнь, другой не будет».
Сотникова провела языком по губам и негромко заговорила:
– Помнишь «Ригонду», которая стоит у моего отца? – «Ригонду»? – наморщил лоб Василий.
– Приемник «Ригонда». У него стоит. Возле пианино.
– Да, да, конечно, помню, – закивал он, гладя ее руку. – Отец тоже жутко переживает, даже хотел…
– Открой в нем заднюю панель, найди там кусочек просфорки.
Василий серьезно кивнул.
– И принеси мне его сюда. Немедленно.
Василий покосился на врача. Тот, подозвав сестру, занялся соседней больной.
– Катенька, тебе нужен покой… – зашептало лицо Василия.
– Немедленно, – произнесла она, отводя глаза. – Немедленно. Немедленно.
– Хорошо, хорошо, я все сделаю, – противно и знакомо затряс он лысеющей головой.
– Сегодня. Немедленно, – хрипло шептала она.
– Хорошо, – кивнул он. – Сашу не пустили сюда, он тоже здесь, в коридоре. Он так плакал, когда узнал.
Она вспомнила, что у нее есть сын. Это не вызвало у нее никаких чувств. Потом вспомнила своего отца на инвалидной коляске. Отец показался ей далеким, словно в перевернутом бинокле. Она вспомнила, что ее мать давно уже умерла. И добрая бабушка умерла.
– Принеси мне сегодня, – повторила она.
– Все сделаю, дорогая, не волнуйся. Принесу просфорку. И иконку принесу. Полина заказала сорокоуст, когда узнала, сразу пошла в храм и заказала. Чудо случилось, слава Богу. А этого гада пристрелили, этого мента, оборотня, сволочь эту, наркомана поганого. Его больше нет, Катенька, забудь. Четверых женщин насмерть застрелил, троих ранил. Пристрелили его, как бешеную собаку, отморозка. О тебе по всем каналам говорят. Ты – герой, Катюша. Василенко мне звонил, Сегдеева звонила, Аня звонит каждый час,
