читал бумаги.
– Ну, здравствуй, красавица, – прогудел Брежнев. – Проходи, садись. – Похлопал по кожаному дивану рядом с собой. – Чаю?
– Нет, спасибо, дядя Леня. – Она уселась на уголок.
– Может, покушаешь чего?
– Я не голодна. Я по делу.
– По де-елу? Дед, что ли, прислал? – испытующе поинтересовался Брежнев.
– Нет, ну что вы! – испугалась Нина. – Устин Акимыч вообще не в курсе! И вы ему не говорите, что я у вас была!
– Коли просишь – не скажу. А что за дело-то?
И она немедленно принялась самозабвенно врать. Как случайно заглянула у деда на столе в бумаги, а там написано про операцию «Моряк», и как ей понравилась сама идея, и как она хотела бы поработать для ее осуществления – бывают же и в таком деле комсомольцы-добровольцы? Добровольцы всегда нашей стране самозабвенно служили, правильно? А она как раз подходит для большого дела, и у нее по английскому твердая пятерка, она готова на любую работу, ведь нужны же будут битлам перевод-чицы или хотя бы горничные или официантки…
То, что девушка врала по поводу источника информации, сомнений не вызывало – хотя бы потому, что Устин Акимыч вовсе не был посвящен в детали «Моряка» и никаких бумаг ему по поводу операции, естественно, не направлялось. «Но откуда тогда утечка?» – спросил себя Брежнев – как юница вдруг сама ответила на этот вопрос. Верная дружбе, упомянула:
– И другие девочки, мои подруги, тоже могли бы в операции помочь – например, есть такая Наташа Васнецова…
И тогда сразу все сложилось: значит, Васнецов протрепался в семье, наказать его за это! А его дочка, только что упомянутая Наталья, передала, значит, подружке Нине, и та, в свою очередь – ох, боевая дивчина! – решила действовать, и сразу через него, «дядю Леню».
Досада и ревность цапнули его за сердце: значит, сейчас он нужен ей только для того, чтобы добраться до других, настоящих объектов ее девичьей влюбленности, пресловутых битлов. Однако голосок девушки все равно звучал так нежно, глазки смотрели так доверчиво, и вся она была столь юна, нежна и румяна, что сердце Леонида Ильича таяло и расплывалось, будто мягкий воск.
Он не удержался, протянул руку и погладил ее по голове: по непокорным и слегка мокрым волосам. Она нежно взяла его ладонь своей ручкой и вдруг прижала ее к собственной щеке.
– Чего ж ты хочешь? – хриплым от чувств голосом спросил он.
– Я хочу вместе с Наташей полететь туда, к ним, – твердо молвила она.
– Не боишься?
– Ни капли.
– Ах ты коза!
Он оторвал свою ладонь от ее щеки – нет, нет, никак с ней невозможно, позор, пусть девочка на расстоянии хотя бы вытянутой руки дарит ему свою молодость и силы – и молвил:
– Ну, хорошо. Раз уж хочется, поезжайте. Только надо для Устина и для родителей твоих легенду придумать, куда ты
