моя в дом, где не почитаются заповеди Божьи! – вдруг озлясь, вскричал собеседник.
– Батюшка! Господь с тобой! – побелела Толкушина. – Не пойму, о чем ты. Неужто Гриша? Да не мог он, молод, юн. Напраслину возводишь, сударь!
– Нет, Ангелина Петровна! Ты либо или глупа, прости господи, и слепа, как крот, или взаправду ангелам подобна и грязи в собственном доме не видишь! Не о Грише толкую я, а о твоем Тимофее.
– Что о Тимофее? – едва промолвила Ангелина Петровна.
– Вижу я, сударыня, что ты и впрямь ничего не ведаешь. Под носом своим не видишь, что муж твой самый что ни на есть греховодник. Открыто живет с полюбовницей из театра, и все об этом знают, кроме тебя! Слава богу, и мы с женой теперь знаем, и дочь наша тоже. Поэтому не обессудь, матушка, но сына твоего в нашем доме более видеть не желаем. И нашей дочери он отныне не жених! Не можем мы породниться с бесстыжим греховодником и отдать девочку в семью, где не почитают Господа нашего и открыто попирают заповеди его!
Ангелина Петровна слушала гостя, и в голове ее вдруг наступила полная ясность. Как будто нашлась частичка мозаики, которая до этого затерялась, и картинка не складывалась. Теперь все сложилось, и все нашло свое объяснение.
– Да ты побледнела, голубушка! – Гость с сочувствием посмотрел на Толкушину. Ее истинное горе и подлинное неведенье поразили его. – Может, людей позвать, да за доктором послать?
– Да нет уж, доктор мне не поможет, – едва ответила Ангелина Петровна. – Помилуйте, пощадите Гришу, ведь он не виноват! Ведь он любит вашу дочь! Богом клянусь, жизнью своей, что он будет ей верным мужем! – выдавила из себя несчастная мать.
– Э, милая! Не зарекайся! Как говорится, яблоко от яблоньки… Впрочем, толковать мне больше не о чем. Прощайте!
Гость быстрыми шагами направился к двери. Хозяйка смотрела ему вслед, как приговоренный к казни, который узнал приговор. Дойдя до двери, несостоявшийся свояк с чувством произнес:
– Прости, Христа ради, – и с силой закрыл за собой дверь.
Глава 9
Когда снова скрипнула дверь, Ангелина Петровна решила, что гость вернулся, и, вся сжавшись, устремила взор на дверь. Но на пороге стоял муж.
– Ты что так рано вернулся? Забыл что? – стараясь быть спокойной, произнесла Толкушина.
– Как это рано вернулся? – изумился Тимофей Григорьевич. – Да за окном уже темно, вечер.
– Вечер? – протянула супруга глухим голосом. – А мне показалось, что еще день.
– Ты что, мать, не заболела ли? Нет ли у тебя жару да лихорадки?
Супруг подошел к жене и потрогал лоб. Она быстрым движением поймала его руку и прижала к себе.
– Больна я, больна, Тимоша. Вся душа разрывается, горит, силы нет терпеть!
– Так я за доктором пошлю, – искренне забеспокоился Толкушин.
– Нет, нет, Тимошенька! – Ангелина приникла к его руке. – Мне доктора не надо. Ты мой доктор. Одно твое слово, и я спасена. Ведь ты скажешь
