дороже обошлась бы».
– Телефон здесь хотя бы есть? – вздохнула она.
– Должен быть. Это ж хоть и Бирюлево-Товарная, но все-таки Москва. А зачем тебе?
– Такси вызвать. У меня же ни мобильника, ничего.
И только сказав это, Нинка поняла: «ничего» означает, что у нее нет денег. Не на такси нет, а вообще. У нее больше нет тех денег, на которые она должна была купить билет до Парижа и полгода жить во Франции…
Поняв это, Нинка похолодела. Это был удар посильнее, чем проснуться в чужой постели с незнакомым мужиком!
– Ой… – в ужасе пробормотала она. – Как же теперь?..
– Что? – догадался Феликс. – Денег на такси нет?
От потрясения у Нинки мгновенно прошла не только головная боль, но даже досада на себя и на весь мир.
– Не на такси!
Слезы брызнули у нее из глаз мгновенно, она не успела хотя бы отвернуться. Кажется, они попали Феликсу прямо в лицо. Он провел ладонью по своей потемневшей от щетины щеке и посмотрел себе на руку так, будто ожидал увидеть на ней какие-нибудь огненные борозды, что ли.
– Не на такси! – повторила Нинка. – Вообще денег нет! Я… Я их… Я их отдала-а…
И тут она разрыдалась наконец в голос, не сдерживаясь и не таясь – так, как собиралась разрыдаться только дома в одиночестве.
Впрочем, и здесь было все равно что в одиночестве – никто ей рыдать не мешал. Феликс молча сидел на табуретке, напротив через стол. Когда Нинка на секунду подняла глаза, то увидела, что он смотрит в окно и его взгляд при этом совершенно бесстрастен.
Ей стало противно. Ревет при чужом равнодушном человеке… Совсем уже! Она последний раз всхлипнула и вытерла слезы.
– Кому отдала? – спросил Феликс.
По его тону и виду было понятно, что он просто пережидал, когда Нинка отрыдается и станет способна внятно отвечать на вопросы.
– Вольфу, – понуро ответила она. – Ну, байкеру тому. – И совсем уж по-дурацки объяснила: – Я его люблю… любила.
– И поэтому ему деньги надо было отдавать? Он что, альфонс?
– Нет, ты что! – воскликнула Нинка. – Просто… Ну, он меня бросил. То есть, в смысле, мы решили расстаться, – поспешно поправилась она. – А я знала, что ему нужен новый байк, потому что он старый разбил. И когда мы с ним за расставание выпивали… В общем, у меня стало такое настроение, что хотелось сделать чем хуже. Себе – чем хуже. И… В общем, я ему деньги отдала. Все, которые у меня на Францию были. Назло себе. Ну, ты этого все равно не понимаешь.
Она махнула рукой и уткнулась носом в колени, на которые был натянут подол майки.
– Почему же не понимаю? – усмехнулся Феликс.
– Потому что этого ни один нормальный человек не поймет.
– А себя ты, конечно, считаешь не нормальной, а исключительной. И очень этим гордишься.
Нинка хотела было возразить, что ни капельки она не гордится… И вдруг поняла, что он сказал правду. Она не то чтобы гордилась, конечно, а… Ну да, гордилась! Всю жизнь гордилась тем, что способна на лихие поступки.
– Байкер
