это были очень простые люди (той простотой, которая хуже воровства). То есть формально они, возможно, и принадлежали к «прослойке», но по существу… Какие-то неустроенные, убогого вида тетки, потрепанные и неухоженные мужички. Приятные и светские интеллектуалы появлялись крайне редко и только единожды, второго их прихода в наш дом, как правило, не бывало. В ранней юности я не могла никак себе объяснить, почему так происходит. Впрочем, честно признаюсь, даже не способна была сформулировать это свое недоумение. Это были еще не мысли, а чувства, ощущения.
На уровне тех же ощущений возникало непонимание: для чего нужен успех, если круг общения остается убогим, серым, скучным, если не меняется вообще ничего? Моих злобных критиков прошу не навострять уши – я не имела в виду материальное благополучие. Да, тогда у нас появилась новая мебель и что-то там еще. Но в нематериальной сфере не изменилось ничего! Жизнь не стала ярче, в нашем доме не стали собираться интересные компании, мы никуда не стали ездить или выходить – как сидели сиднями дома, так и продолжали… Тогда я думала, что это, видимо, и называется «достойно нести бремя успеха». Такие вот мы – выше всего этого! Но зачем нам эти «ходоки»?
Уже тогда я опять не умом поняла, а почувствовала, что матери это нужно, ей это очень нравится. Она купалась в восхищении убогих бедолаг, питалась их славословиями «великой» писательнице, наслаждалась своим участием в их судьбах, выражавшимся в щедрой раздаче мудрых советов из заоблачного высока. Так она поднималась и в собственных глазах. Мать кроила себе репутацию идола, к которому «припадают», и в итоге скроила платье «выдающейся мыслительницы и целительницы человеческих душ». Правда, крой оказался как по лекалам провинциальной портнихи. Об этом я тоже рассказывала в «Маме».
Так вот, очень многие поклонницы творчества Щербаковой, решившие биться со мной за ее «честь», напоминают тех давних «ходоков» – по убогости мыслей, полуграмотности, штампованности высказываний. Правда, «ходоки» не были агрессивны, но, полагаю, лишь потому, что мать всегда их гладила по шерстке, ласкала и кормила с рук. Не верю, что убожество может быть добрым и гуманным. Во всяком случае, никогда не встречала.
…Сама себя перебью и ударю по губам, то есть по рукам. С моей стороны было бы очень некрасиво не сказать о тех людях, которые были и остаются поклонниками творчества Щербаковой, но при этом поняли мою боль, приняли мою книгу и не написали мне ни единого плохого слова. Их очень мало (помните? семеро!), но они же есть! Простите меня, дорогие, за все предыдущие слова. Я погорячилась, эмоции – плохой помощник в работе. Я помню вас всех – Инна, Татьяна, Анжела… Вы были деликатны и умны в своих письмах, вы ни на секунду не отреклись от своей любви к книгам писательницы, но у вас нашлись и для меня добрые слова поддержки и сочувствия. Вы хотели понять… Понять, почему так произошло, что случилось с хорошей писательницей, что она оказалась плохой матерью. С вами было интересно беседовать,
