только знатокам кайф – на «шестисотых» ездят все, кому не лень, даже лохи позорные, каким-то чудом пролезшие к кормушке, а тюнинговая «пятисотка» – это стиль). Знатоки заметили бы и другое: автомобиль был бронирован, причем не по-детски, против пистолета, а по-настоящему – по четвертому классу. То есть был способен выдержать обстрел из автомата Калашникова, или, по западной классификации, из штурмовой винтовки.
Водитель выскочил со своего места, обежал машину и широко распахнул заднюю дверцу. Из подскочившего черного джипа – восьмицилиндрового «Лендкрузера» – выскочили четыре охранника и, настороженно озираясь, перекрыли все секторы.
Кряхтя и постанывая, но не прибегая к помощи водителя, из салона «Мерседеса» выбрался не такой уж старый, но толстый и обрюзгший мужчина. Его лицо имело сходство с жабьей мордой, усугублявшееся обвисшими щеками и, главное, холодным, немигающим взглядом, постоянно вперенным в собеседника. Именно так жаба смотрит на муху, прежде чем сделать ее своим обедом.
– Здравствуйте, Анатолий Алексеевич! – бросился к нему Блондин. Тот брезгливо отстранился и прошествовал в помещение. Блондин сглотнул слюну. Сегодняшний визит Жабы ничего хорошего не предвещал.
– Убери своих ублюдков, – коротко сказал гость, подходя к лестнице.
– Куда? – не понял Блондин.
– На х… – доходчиво объяснил Анатолий Алексеевич. – Здесь будут мои люди. Твои охраняли тебя ночью.
У Блондина даже и мысли не мелькнуло поспорить, он подбежал к бойцам и коротко приказал:
– Всем на улицу! В зал не входить!
– На улицу? – удивился недоумок Леха. – Так холодно там, Леонид Сергеевич!
– Ты заткнешься когда-нибудь, ублюдок? – прошипел Закржевский и здоровой рукой съездил Лехе по сусалам. Тот утер сопли с кровью и уже молча вместе с остальными поплелся к выходу.
Блондин бросился догонять Прохорова, тяжелой, но уверенной поступью поднимавшегося на второй этаж.
В кабинет зашли втроем: Жаба, Блондин и высокий, стройный человек, во внешнем облике которого, даже если поискать, трудно было найти какую-либо приметную деталь. Разве что маленький шрам под нижней губой.
– Костя, оставь нас пока, – тяжела дыша и отдуваясь, сказал ему Прохоров, заняв место за столом Блондина. Константин вышел в приемную и сел за Васькин стол.
– Ну, что у тебя тут приключилось? – спокойно спросил гость.
– Да в общем-то ничего особенного, Анатолий Алексеевич, – шепеляво, но подчеркнуто бодро затараторил Блондин. – Какая-то сволочь ночью залезла сюда и устроила дебош.
– Ничего особенного, – мягко повторил Жаба. – С рукой-то у тебя что? – неожиданно заботливо спросил он. – Дай руку-то, дай!
Блондин протянул ему руку, удивленный неожиданной теплотой. Прохоров вдруг быстро схватил со стола увесистую пепельницу и сильно ударил ею по травмированной руке. Блондин взвыл от боли и неожиданности, на крик в комнату вбежал Константин.
