термосом куриного супа. А однажды, мне было тогда лет восемнадцать, заплаканная мама сказала, что Зика умерла и что надо идти на похороны.
Я заверещала:
– Кто мне твоя Зика? Кладбища наводят на меня тоску, и вообще у меня сегодня важное свидание.
Мама долго увещевала меня, но я ее не пожалела и на похороны не пошла. Совесть меня совсем не мучила. Какая там совесть, ведь у меня было столько неотложных дел! А спустя полгода на мое имя из нотариата пришло письмо, в котором сообщалось, что однокомнатная квартира на улице Островитянова – комната семнадцать метров, кухня восемь метров – завещана мне и что я должна явиться на оформление наследства.
– Вот видишь, – сказала мама и заплакала. – А ты ее даже не хоронила. Стерва ты, Танька!
– Ну я же ничего этого не знала, – вяло оправдывалась я.
Квартира оказалась пыльной, заброшенной (а какой она могла быть?), с нищенской мебелью и низеньким пузатым холодильником на «спартанской» кухне. Я таких не видела. Мама сказала, что этот холодильник они с отцом подарили Зике в шестьдесят четвертом году. Здесь вообще было царство бедности, даже нищеты.
– Что ты хочешь? – сказала мама. – Ведь она всю жизнь проработала в школе библиотекарем. Бедность была такая, что она покупала две морковки и две луковицы на неделю.
На стареньком трюмо с потрескавшейся полировкой стояли фотографии: моя молодая мама, я, еще ребенок, в трусиках в горох и с большим бантом на голове, а на третьей фотографии был запечатлен довольно фактурный мужик в фетровой шляпе и длинном пальто. Наличие моей фотографии меня удивило, а мама, видя это, с укором заметила:
– Она тебя любила и считала своей внучкой, а ты…
Мне, кажется, впервые стало стыдно.
– Я ничего не знала, – растерянно бормотала я.
– А что ты вообще о ней знаешь? Ты же никогда и ничем не интересуешься. Стыдно, Таня.
– Стыдно, – согласилась я. – А что делать?
– Послушать меня наконец, вот что. Дай сигарету, – попросила мама.
Я удивилась: мама покуривала крайне редко, только при сильном душевном волнении, да и то потихоньку от меня.
Мама кивнула на фотографию мужчины в фетровой шляпе:
– Так вот, это – Зикин муж, Таня.
– У Зики был муж? – удивилась я. – А я-то думала, что она старая дева.
– Ты правильно думала. У Зики был муж, и при этом она была старая дева.
– Как это может быть?
Моему удивлению не было предела, а заинтриговать тогда меня было непросто. Мне казалось, что я все знаю про этот мир.
– Так не бывает, – настаивала я.
– Бывает. Он был мужем Зики один световой день.
Ее просватали, когда ей уже было за тридцать. Просватала старая тетка Люба, главная сплетница и сводница нашей тогда еще большой семьи. Жениха звали Владлен, он был хорош собой, но
