а-то на север.
Гроза разразилась ровно в день их отъезда. Первые увесистые капли ударили по пыльному заплеванному перрону как раз при посадке в поезд. Они заняли свои места в купе. Егор – нижнюю правую полку, его друг и одноклассник Никифор – верхнюю правую, а мама Никифора, Марина Николаевна, – нижнюю левую.
Поезд тронулся. Внизу застучали колеса, а сверху загрохотало. На крышу вагона с шумом обрушился ливень. Окно подернула водяная рябь. Ослепительно полыхнула молния. Прямо в их окне. Марина Николаевна громко ойкнула и отшатнулась.
– Может, мы лучше шторку опустим? – нерешительно предложила она ребятам.
– Бесполезно, – философски заметил со своей верхотуры Коржик. – Если нас стекло не защитит, то шторка тем более.
Оглушительно грохнуло. Мама Коржика подскочила.
– Под небесный салют отъезжаем, – с довольным видом отметил Коржик. – Как вип-персоны.
Снова сверкнуло и тут же грохнуло. Марина Николаевна, зябко ежась, забилась в угол.
– Провожает нас Москва, – продолжал ликовать ее сын, – по полной программе. Люблю грозу в начале мая! Хотя нет, не в тему, – поправился он. – Сейчас у нас уже не май. «Мы шли-и под грохот канона-ады!» – дурным голосом затянул он.
– Замолчи! – прикрикнула на него Марина Николаевна.
– А чего? Здесь, по-моему, все свои, – возразил Никифор.
Четвертое место в купе пустовало. Марина Николаевна осторожно выглянула в окно.
– Ужас какой творится! Как бы пути не залило. Застрянем где-нибудь. А Федор специально приедет нас встречать.
– Ма, дорога железная. Ее так просто не смыть. Она на такие вещи рассчитана, – заверил сын. – Не по делу волнуешься. И вообще, нервы надо беречь. Уж кому-кому, а тебе надо бы знать об этом. – Мама Никифора работала в психиатрическом отделении одной из московских больниц. – А дядя Федя, если надо, нас подождет. – Он, свесив голову, мечтательно поглядел на Егора. – А прикинь, Орлов, если действительно рельсы смоет, во здорово! Поплывем, как на корабле!
Пути не размыло. Гроза, однако, не расставалась с поездом, преследуя его с завидным упорством. Коржик сперва ликовал. Это же надо, попали в грозовой фронт! Радость его, впрочем, длилась лишь до того момента, когда им настало время выходить с чемоданами и баулами на станции прямо под проливной дождь. Хлестало как из ведра. И ветер дул такой, что зонта не раскроешь. Да хоть и раскроешь, чем его держать, если руки багажом заняты! Платформа превратилась в бурный горный поток. Все трое мгновенно промокли до нитки.
В крохотном зале ожидания было неуютно, грязно и пусто. Дядя Федя отсутствовал. Марина Николаевна растерянно озиралась по сторонам.
– Ничего не понимаю. Он же обещал нас встретить.
– Да вы позвоните ему. Вдруг у него обстоятельства изменились, – порекомендовал Егор.
– Как я ему позвоню? Куда? – трагически закатила глаза Марина Николаевна.
– По мобильнику, – пожал плечами Егор.
Никифор фыркнул:
– В этих джунглях, дорогой граф Орлов, мобильная связь не действует. Неохваченная территория.
Егор удивился:
– Как же вы с вашим дядей Федей связь поддерживаете?
– Когда надо, я шлю ему телеграммы, – объяснила Марина Николаевна.
– А он нам звонит с переговорного пункта в Большой Гореловке, – добавил Коржик. – Короче, Граф, добро пожаловать в каменный век.
– Пойду к начальнику станции, – поставила на пол свой чемодан и объемную сумку Марина Николаевна. – Они с Федором друзья. Может, он что-то подскажет или поможет.
Никифор мрачно хохотнул:
– Ну да. Электровоз в деревню к дяде Феде отрядит. По бездорожью…
– Мне не нравится твой настрой, – сурово оборвала его мама.
– А уж как мне не нравится, – впадал во все большую мрачность Никифор. – У меня, между прочим, ботинки полны воды, и за шкирку затекло, и ночевать на скамейке я совершенно не собираюсь.
– Почему ты все время качаешь права? – рассердилась мама. – Брал бы пример с Егора. Он, между прочим, тоже промок, но в отличие от тебя как воспитанный мальчик молчит. Сядьте и переоденьтесь. А я пошла искать начальника.
– Много он тебе даст, этот начальник, – с пессимизмом бросил ей вслед сын и начал расстегивать мокрый чемодан.
Заглянув внутрь, он ничего не вынул.
– Какой смысл переодеваться, – обосновал он свое решение Егору. – Сейчас ведь по-новой на улицу выйдем и опять точно так же промокнем. Тогда вообще ничего сухого не останется.
